Политика перевода цыган на оседлость с созданием колхозов, которую советские власти начали активно воплощать в жизнь в начале 1930-х гг., входила в противоречие с тем, что цыгане традиционно не занимались сельскохозяйственным трудом. По причине отсутствия у цыган «своей» конкретной земли колхозы пришлось создавать на государственных землях, среди этнической территории других, оседлых народов.
В целом перевод цыган на оседлость в 1930-х гг. оказался не вполне удачным и был завершен значительно позднее, о чем будет далее рассказано в книге.
Глава 3
«Кочевые» регионы с 1940-х гг. до наших дней
Охват оставшихся «кочевых» регионов
Реформирование кочевой цивилизации на Севере затянулось на многие десятилетия. В начале 1920-х гг. отсутствовали даже точные сведения об этническом составе и численности коренного населения этого огромного региона. (Впрочем, такие же проблемы были характерны для многих отдаленных частей страны.) Известно, что к моменту революции оно составляло около 140 тыс. человек. Однако, согласно «Ведомости о населении Севера» (по переписи 1920 г.), численность «гиперборейцев», юкагиров, чукчей, коряков, камчадалов, айнов, телеутов составляла 67 606 человек, «прочих» народов – 545 999 человек. Материалы Наркомата по делам национальностей 1922 г. определяли общую численность малых народов Севера всего в 23 627 человек против действительных 150–160 тыс.
Согласно данным переписи 1926–1927 гг., 54,4 % представителей малых народов Севера вели кочевой образ жизни. Если из этих данных исключить население региона Амура, в значительной степени оседлое, то показатели кочевого быта возрастают до 62 %. Некоторые народы были целиком или в большинстве своем кочевыми: долганы – 96 %, эвенки – 92 %, чукчи – 71 %, коряки – 54 %. На Ямале к середине 1930-х гг. практически все население полуострова составляли 4,5 тыс. кочевников-оленеводов. Сколько-нибудь крупные постоянные населенные пункты на полуострове отсутствовали. По переписи 1932–1933 гг., здесь насчитывалось 558 кочевых, преимущественно ненецких, хозяйств, в 1934 г. – 698.
Одной из главных задач властей на Севере, как и во всех других «кочевых» регионах, было создание советских органов управления и общая советизация этой территории. В 1922 г. при Наркомате по делам национальностей был создан «Полярный подотдел управления туземными народами Севера». В 1924 г. при Президиуме ВЦИК был образован Комитет содействия народам северных окраин. Его задача состояла в «содействии планомерному устроению малых народностей Севера в хозяйственно-экономическом, административно-судебном и культурно-санитарном отношении».
В 1926 г. ВЦИК и СНК РСФСР приняли «Временное положение об управлении туземных народностей и племен северных окраин РСФСР», которое было нацелено на «защиту прав и интересов трудящихся туземцев Северных окраин», а также на «вовлечение их в дело управления, наиболее полное и правильное проведение среди них законов Советского правительства», «поднятие их хозяйства и культурных условий жизни». Интересно, что это «Положение» было принято по образцу Устава об управлении инородцев 1822 г. Как отмечает Ю. Слезкин, таким образом народы Севера вернулись к обновленному варианту старой административной системы. «Бродячие инородцы» стали «туземцами», «кочевые и оседлые инородцы» остались при своем, управления превратились в советы. Однако основной принцип неспешного прогресса через культурные заимствования остался прежним. На наш взгляд, такой подход был достаточно взвешенным и реалистичным.
Советизация Севера столкнулась с большими трудностями. Коренное население стремилось сохранить традиционную родовую власть, а образование советов (даже родовых) происходило во многих местах очень медленно, особенно в тундре и лесотундре. В 1925 г. ненцы низовьев Енисея заявляли, что «родовой совет нужен русским, а им нужен князь». В советы проникали родовые старшины и богачи – особенно это было распространено в Туруханском крае и Якутии. Северяне воспринимали власть родовых советов в форме единоличной власти председателя. Сами председатели говорили: «Я – родовой совет», считая себя кем-то вроде бывшего князя. Понимание функций суда было более ясным, поэтому северяне решили, что туземный суд – это «большой начальник» (выше, чем совет).
В 1929 г. 39 % чукчей, коряков и эвенов (преимущественно кочевых) все еще относились к так называемому неорганизованному населению (то есть «несоветизированному»). В 1930 г. многие кочевые советы Охотского побережья существовали номинально – действовали лишь летом во время приезда районных работников. Сохранялись родовые управления и родовые старосты. У нганасан первые советы появились только в 1931 г. Во время перевыборов советов 1929–1930 гг. шла острая борьба – власти стремились очистить их «от враждебных элементов».
Тундровые советы постоянно кочевали вместе с населением. Дела в местных судах разбирались во время кочевания. В качестве наказания налагались простые взыскания, так как даже выговор и общественное порицание воспринимались у северных народов как тяжелая кара.
Взаимодействию и взаимопониманию народов Севера с государством мешал разный ритм жизни. Властям приходилось назначать родовые собрания и съезды чуть ли не за год, иначе не удавалось собрать даже членов одного рода. Сроки созыва собраний определялись чаще всего не объективными, а фенологическими явлениями – вскрытием рек, прилетом птиц, цветением определенных растений.
В 1930 г. в северных регионах СССР было создано восемь национальных округов и восемь национальных районов. При этом некоторые народы – селькупы, кеты, саами и часть коренных обитателей низовий Амура – не получили своих автономий «в силу слабой изученности… [их] расселения и экономического тяготения».
Для продвижения советизации в районах Севера создавались «культурные базы», где находились школа-интернат с детским домом, больница с амбулаторией и яслями, «дом туземца», клуб, радио- и киноустановка, ветеринарно-зоотехнический пункт, показательные ремесленные мастерские, научно-исследовательский краеведческий пункт. Эти базы стали центрами оседлости, превратились в городки. Там находились советы и исполнительные комитеты, кооперативы, учреждения связи.
С середины 1920-х гг. на Севере началось школьное строительство, в том числе создавались временные, передвижные и разъездные (кочевые) школы. У большинства народов этого региона привлечение детей в школу встретило вначале сильное сопротивление. Стали работать разъездные врачебно-исследовательские отряды Красного Креста и Наркомата здравоохранения. В 1925–1926 гг. работало 11, в 1926–1927 гг. – 17 врачебно-исследовательских отрядов и 9 врачебных передвижных пунктов, в 1927–1928 гг. – 18 отрядов и 41 врачебный пункт, 47 фельдшерских пунктов, 3 больницы.
Интересно, что в рамках работы стационаров и амбулаторий в 1924–1927 гг. было опровергнуто господствовавшее мнение о распространенности у малых народов венерических болезней, в частности сифилиса. Эти заболевания были выявлены лишь у очень немногих оседлых коренных жителей, соприкасавшихся с пришлым населением. Советские исследователи подчеркивали, что венерические болезни северянам занесли американские моряки и японцы (в период Гражданской войны).
