Конечно, у перевода кочевников Севера на оседлость были и положительные результаты – формирование национальной интеллигенции, развитие систем образования и здравоохранения.
В целом на Севере фактически был осуществлен не перевод на оседлость, а «модернизация кочевания». Были разработаны и внедрялись улучшенные чумы (например, сборноразборные на каркасе из дюралюминиевых трубок), домики на нартах, вместительные палатки с дверьми и пр. В 1971 г. М.Г. Белоногов писал, что, «видимо, производственное кочевание в условиях лесотундры и тундры сохранится надолго. Оно обусловлено исторически сложившимся тундровым хозяйством». Так и получилось.
Специфика оленеводства в значительной мере препятствует оседлой форме хозяйства. Последняя никогда не была на Севере более прогрессивным типом экономики по сравнению с кочеванием. Так, материальное благосостояние чукчей и коряков, занимавшихся примитивным рыболовством и зверобойным промыслом, было значительно ниже, чем их оленных собратьев. Значительная часть оседлых состояла из хозяйств, лишившихся оленей, то есть обедневших. Это соответствовало традиционной ситуации во всех других «кочевых» регионах страны.
Сложность перевода населения Севера на оседлый образ жизни заключалась в двойственности поставленных властями задач. Оленеводы и охотники должны были переходить от кочевания к стационарному проживанию в поселках. Однако при этом ставилась задача сохранения традиционных кочевых отраслей хозяйства (власти понимали, что только такой тип хозяйства сможет эффективно использовать биологические ресурсы Севера во благо советской экономики). Подобная амбивалентность сегодня выглядит алогичной.
Процесс перевода кочевников на оседлость был усугублен экспансией промышленности на земли коренных малочисленных народов Севера. Открытие нефти и газа, приток многочисленного нового населения – к таким быстро меняющимся условиям северянам приспособиться было крайне трудно. Кроме того, седентаризация на Севере в итоге стала одним из самых дорогостоящих социальных проектов Советского государства.
Отрицательными последствиями перевода кочевников Севера на оседлость стали разрушение их традиционных ценностей, маргинализация, алкоголизм, люмпенизация, прогрессирующий рост преступности. Произошло снижение уровня производительности труда в традиционных отраслях – оленеводстве, рыболовстве, пушном промысле. Интернаты, созданные для детей кочевников, с одной стороны, давали им возможность получить качественное образование, с другой – дети отдалялись от семьи, самобытной культуры, не получали опыта традиционной жизни.
Еще один регион СССР, который осуществил программу «модернизации кочевничества», – это Тува. Традиционно здесь подавляющее большинство населения было кочевниками. Около 95 % их составляли кочевые скотоводы горностепной зоны, 2 % – кочевые и полукочевые скотоводы горно-таежной зоны, 3 % – охотники-оленеводы таежной зоны. В Туве были богатейшие пастбища и одновременно – низкая плотность населения. Тувинцы кочевали на расстояние 20–50 км (оленеводы – до 100 км), совершая 10–12 перекочевок в год.
Процесс перехода тувинцев на оседлость развивался медленными темпами. Больше всего оседание отмечалось в приграничных с Россией и наиболее заселенных русскими крестьянами районах – Турано-Уюкской и Улуг-Хемской котловинах.
Кочевое скотоводство стало трансформироваться после образования в 1921 г. Танну-Тувинской Народной Республики. С 1927 г. в Туве создавались простейшие объединения – ТОЗы, а также товарищества по улучшению животноводства (ТУЖи) и по общественному развитию животноводства и земледелия (ТОЖЗЕМы). По сути дела, это были формальные структуры, поскольку в них объединялись члены нескольких кочевых общин – аалов. Таким образом, к 1930 г. в Туве были созданы предпосылки для седентаризации. Однако в этот период кочевое хозяйство представлялось как самим аратам-скотоводам, так и руководителям партии и правительства вполне естественным явлением.
В 1930–1940 гг. в республике были приняты меры по переводу кочевников на оседлость на основании решений VIII съезда Тувинской народно-революционной партии (ТНРП), состоявшегося в 1929 г. Задачу кооперирования аратских хозяйств затем рассматривал IX съезд ТНРП (1932 г.). Он взял курс на форсирование – завершение коллективизации в течение пяти лет. Административное давление на кочевников (изъятие у них скота с целью принудить вступить в колхозы) привело к тому, что часть хозяйств стала забивать свой скот (в этом было сходство с ситуацией в СССР. – Ф. С.). Для пересмотра допущенных промахов в декабре 1932 г. был созван пленум ЦК ТНРП, который отменил форсирование коллективизации и рекомендовал создавать ТУЖи. В отличие от ТОЗов, где сельхоз-инвентарь был в общем пользовании, в ТУЖах коллективизировали только животных-производителей, а также волов, то есть рабочих животных. Остальной скот по-прежнему оставался в собственности индивидуальных хозяев.
В 1940–1944 гг. наступила активная фаза коллективизации и седентаризации. К 1944 г. более 20 % хозяйств вступили в 21 артель и 123 товарищества по развитию животноводства и земледелия. Коллективизация и оседание аратов Тувы составляли единый процесс. В этом также было сходство с процессами, которые были осуществлены в СССР в начале 1930-х гг.
В октябре 1944 г. Тува вошла в состав Советского Союза, после чего процессы были усилены. К 1951 г. в колхозах состояли более 80 %, к 1953 г. – 93 % всех хозяйств. Считается, что тогда же был завершен и процесс сендентаризации.
В целом тувинцы долго не могли привыкнуть к оседлой жизни. Вплоть до середины XX в. многие чабаны оставались жить в юртах, особенно в отдаленных от центра районах. Когда начали строить школы, медицинские пункты, дома культуры, многие тувинцы увидели больше перспектив в оседлости и стали перебираться в образовавшиеся населенные пункты, быстро впитывая культуру русских. Эта часть тувинцев получила образование, жилье, новый быт. Однако кочевой образ жизни в республике так и не прекратил своего существования.
Следует отметить, что оседание кочевников в Туве привело к негативным последствиям для экологии. Ландшафты котловинно-низкогорного яруса стали испытывать повышенные нагрузки, что привело к изменению растительных и почвенных компонентов, активизации эрозии, а излишнее обводнение некоторых участков стало причиной засоления почвы.
Кроме того, в послевоенные годы в СССР было завершено оседание основной массы цыганского населения. Характерно, что в послевоенные годы цыганские колхозы и подконтрольные государству артели развалились. В связи с этим в октябре 1956 г. Совет министров РСФСР принял постановление «О приобщении к труду цыган, занимающихся бродяжничеством», Только после этого, под угрозой карательных санкций, практически все российские цыгане осели. Поначалу они поселились там, где их застал указ, – в деревнях и поселках, а затем уже перебирались в города, во многих из которых появились отдельные цыганские поселки. Однако, как свидетельствует современная практика, это не решило целого ряда проблем, связанных с интеграцией цыган в общероссийское социально-экономическое и культурное пространство.
Таким образом, политика государства по отношению к кочевникам Севера отличалась от политики в южных «кочевых» регионах. Оседание на Севере изначально не имело смысла, так как там невозможно заниматься земледелием. Поэтому в этом огромном по размерам регионе оседание кочевников власти чрезмерно не форсировали.
