Однако в целом уровень жилищно- бытовых условий спецпоселенцев отражал общее тяжелое состояние жизни в СССР военного и послевоенного времени. Местные власти просто не могли обеспечить огромное количество спецпереселенцев жильем и питанием. С.Ш. Казиев подчеркивает, что архивные материалы не подтверждают положений некоторых исследователей о «целенаправленном истреблении депортированных народов». Казахстанские руководители старались по мере сил помочь спецпоселенцам. В июне 1944 г. первый секретарь ЦК КП(б) Казахстана Н.А. Скворцов и председатель СНК Казахской ССР Н.Д. Ундасынов требовали от областных властей обеспечить переселенцев продуктами питания и доступом к системе здравоохранения наравне с местным населением. Однако провинциальные руководители, озабоченные обеспечением выживания местного населения, часто игнорировали грозные приказы «сверху» и отказывались распределять среди депортированных людей скудные ресурсы питания.
Тем не менее постепенно ситуация стала налаживаться. НКВД отмечал, что после указаний вышестоящих властей враждебные по отношению к спецпоселенцам «настроения прекратились, и… вопросам [их] хозяйственного и трудового устройства на местах стали уделять должное внимание».
Спецпоселенцы, как правило, получили земельные участки, были освобождены на срок до двух лет от всех налогов и сборов сельхозпродуктов. Значительные средства были отпущены на их продовольственное снабжение. Особенно активно такая политика стала проводиться в конце войны и после ее окончания. Так, к июлю 1946 г. для спецпоселенцев были построены 18 500 домов и куплены 51 100 пустующих домов. За спецпоселенцами сохранялось право на получение пенсий и пособий. Местные органы власти следили за тем, чтобы их дети посещали школы. За плохое отношение к спецпоселенцам чиновники несли наказание. Так, в Павлодарской области к январю 1945 г. по таким делам было привлечено к уголовной ответственности – 8 человек, к партийной – 5 человек.
Постепенно неприязненное отношение к спецпоселенцам со стороны руководителей колхозов, предприятий и местного населения сменилось сочувствием и желанием облегчить их участь, помочь людям, незаслуженно высланным с родной земли и находившимся в бедственном положении.
В итоге материальное положение спецпоселенцев значительно улучшилось, их жилищно-бытовые условия пришли в норму. Так, к середине 1950-х гг. в Актюбинской области немецкое население жило даже «лучше по сравнению с многими жителями других национальностей».
Цель государства заключалась в том, чтобы закрепить спецпоселенцев на новых местах, сделать их новым населением этой территории. Их активно вовлекали в работу. Так, в Алтайском крае еще в декабре 1941 г. НКВД поставил задачу: «Каждый трудоспособный немец обязательно должен работать в колхозах, совхозах, учреждениях, предприятиях и давать государству максимум того, что он может дать». В апреле 1944 г. руководство Казахстана сообщало Л.П. Берии, что «проведенные мероприятия по трудовому использованию спецпоселенцев… дали свои положительные результаты». Однако из-за тяжелого материально-бытового положения из 171 077 переселенцев все еще не работали 35 264 человека (21 %). Постепенно практически все трудоспособные переселенцы получили работу, как в промышленности, так и в сельском хозяйстве.
Средства интеграции спецпоселенцев в жизнь «кочевых» регионов включали в себя «культурно-воспитательную работу» – пропаганду, агитацию, в том числе выпуск газет, создание «школ стахановского движения», проведение отраслевых совещаний, трудсоревнований. Для «массово-разъяснительной работы» использовались авторитетные представители общин. Так, в Ново-Черкасском районе Акмолинской области старики спецпоселенцы М. Албагачиев и Т. Каригов активно участвовали в агитации, «пользовались большой популярностью и неплохо помогали в росте производительности труда». Пропаганда и другие меры по интеграции спецпоселенцев имели воздействие, тем более что большинство спецпоселенцев и так старалось трудиться добросовестно, поскольку это было условием их выживания в новых местах.
Местное население «кочевых» регионов в основном хорошо приняло спецпоселенцев. В октябре 1941 г. Кустанайское управление НКВД докладывало о дружеском приеме местными казахами и русскими 15 тыс. поволжских немцев. Казахское и русское население, испытавшее в начале 1930-х гг. ужасы голода, старалось по мере сил помочь немцам. Благожелательный прием встретили карачаевцы, калмыки и представители других народов. Происходил обоюдный культурный обмен. Так, в районах совместного проживания казахов с немцами, турками-месхетинцами и корейцами этнокультурные элементы депортированных народов проникали в повседневную жизнь казахов.
Процесс адаптации и интеграции разных «контингентов» спецпоселенцев шел по-разному. Немцы продемонстрировали высокий уровень приспособляемости к новым условиям, заслужили уважение местного населения своим трудолюбием и бесконфликтностью. Таким образом, в отношении немцев ассимиляционные планы властей оказались реалистичными. То же самое можно сказать о калмыках, у которых в местах спецпоселений произошла «перекристаллизация» культурных традиций. Карачаевцы и балкарцы, близкие по этническому происхождению казахам и киргизам, сумели влиться в новую среду. Турки-месхетинцы быстро завоевали уважение и доверие местного населения. Они передали казахам навыки эффективного огородничества. Греки сыграли большую роль в строительстве металлургических предприятий Южного Казахстана, внесли большой вклад в развитие табаководства и виноградарства.
Гораздо труднее шла интеграция чеченцев и ингушей. Как выявил С.Ш. Казиев, представители этих народов сознательно исключали себя из местного полиэтнического сообщества. Были отмечены их стычки и с местным населением, и со спецпоселенцами другой национальности. Однако часть чеченцев и ингушей пыталась приспособиться к новой жизни. Уже в апреле 1944 г. (через два месяца после депортации) казахстанские власти докладывали Л.П. Берии о трудовых успехах многих колхозных и совхозных бригад колхозов, состоявших исключительно из карачаевцев, балкарцев, чеченцев и ингушей. Эти бригады регулярно выполняли нормы выработки на 110–140 %, что было выше достижений многих казахско-русских бригад.
Конечно, поначалу спецпоселенцы чувствовали себя изгоями и не считали себя постоянными жителями территорий, на которых они оказались не по своей воле. Некоторые из них пытались бежать из новых мест расселения.
Проблемой для интеграции спецпоселенцев в первые годы было отсутствие нормативных актов, определявших их статус. Это способствовало тому, что местные власти рассматривали всех депортированных людей как опасных и «неблагонадежных». Их не принимали в ряды ВКП(б), ВЛКСМ и профсоюзов, не призывали на службу в армию. Более того, имевшихся среди спецпоселенцев членов ВКП(б), ВЛКСМ хотя и поставили на учет в первичных организациях, но к общественной работе не привлекали.
Правовой статус спецпоселенцев был определен постановлением СНК СССР от 8 января 1945 г. Было обозначено, что они «пользуются всеми правами граждан СССР, за исключением ограничений», которые включали в себя обязанность «заниматься общественно полезным трудом» (впрочем, это относилось ко всем гражданам СССР) и отсутствие «права без разрешения коменданта спецкомендатуры НКВД отлучаться за пределы района расселения».
