Результаты колонизации Внутренней Монголии к 1930-м гг. были печальными. У китайских властей не было времени для отбора и подготовки колонистов, чтобы наилучшим образом использовать местные условия. Китайские переселенцы не имели опыта работы со скотом и поэтому не могли развивать «смешанное» хозяйство. Их хозяйство характеризовалось максимумом плохих черт китайского сельского хозяйства и минимумом хороших особенностей, присущих монгольской экономике. Преобладали заочное землевладение и чрезмерная арендная плата за пользование землей. Китайцы пытались колонизовать тысячи квадратных миль, которые вообще были не пригодны для сельского хозяйства. Эта деятельность привела к опустыниванию многих районов.
Характерную оценку действиям Китая в «кочевых» регионах позднее давала японская антикитайская пропаганда. В октябрьском номере журнала «Дай Азия Сюги» за 1936 г. говорилось, что «китайские крестьяне, имея впереди себя китайские войска… захватили природные зеленые пастбища у свободного и независимого рыцарского монгольского народа и переделали их в малоплодородные жатвенные поля».
Реакция кочевников на действия китайских властей была отрицательной. Монголы понимали, что идет их вытеснение из этого региона, чтобы освободить место для китайцев. В Туве у китайских властей «дело шло из рук вон плохо». Местное население не повиновалось им, поднимало восстания, грабило китайские казенные караваны.
Японцы, захватив Маньчжурию и часть Внутренней Монголии в 1930-х гг., как и китайцы, считали, что необходимо менять кочевой образ жизни монголов. О. Латтимор описал эту политику так: «Если… монголов можно вылечить от того, что они монголы, все будет хорошо». Однако активных действий по переводу кочевников на оседлость японские власти не предпринимали. Мало того, они заигрывали с монголами, создав для них на оккупированной территории Внутренней Монголии марионеточное государство Мэнцзян.
После прихода в 1949 г. к власти в Китае коммунистов был создан Автономный район Внутренняя Монголия. Однако почти сразу начался массовый приток на эти территории китайских переселенцев. Была проведена коллективизация и индустриализация, в том числе при помощи СССР. Многие пастбища были переданы под земледелие. Во время культурной революции в регионе были проведены репрессии в отношении «панмонголистов». Часть монголов откочевала из Внутренней Монголии в МНР. Постепенно монголы стали этническим меньшинством, и их участие в управлении регионом существенно снизилось. В настоящее время приток китайских поселенцев во Внутреннюю Монголию продолжается, а традиционный кочевой уклад жизни монголов уходит в прошлое.
В Восточном Туркестане до присоединения его к Китаю существовали государства, созданные кочевниками – тюрками и джунгарами (калмыками). Так, Турфанское уйгурское княжество удачно совмещало опыт оазисного земледелия и караванной торговли с сохранением кочевых традиций. (Оно существовало до середины XIV в. и затем было уничтожено Могулистаном.)
В XVIII в. Китай захватил Восточный Туркестан, который получил китайское название Синьцзян («Новая граница»). Китаю был очень важен этот большой и стратегически удачно расположенный регион (прямо в центре Азии). Однако китайское правительство из-за удаленности Синьцзяна не только не могло защитить его от воинственных соседей, но и даже достаточным образом удерживать под своей властью. После проведения в XIX в. границы между Россией и Китаем по землям, населенным казахами, кочевники не признавали эту границу, перерезавшую их родовые линии, и мигрировали туда и обратно через нее.
В Восточном Туркестане параллельно развивались два процесса. С одной стороны, более бедные кочевники осели и занялись сельским хозяйством. С другой стороны, началась китайская колонизация. После захвата империей Цин земель Джунгарского ханства в конце XVIII в. китайцы стали использовать своих земледельцев-колонистов для вытеснения кочевников. Китайское правительство полагало необходимым сохранение кочевого состояния синьцзянских казахов (очевидно, так их было проще оттеснить с земель. – Ф. С.) и их статуса «чужих людей» («вайгожень»), вследствие чего не предпринимало попыток развития земледелия и оседлости.
В XX в. «наступление» на кочевое население Синьцзяна усилилось. В 1920-х гг. китайские власти намеревались окончательно ликвидировать самоуправление кочевников. На землях последних были образованы китайские административные единицы (уезды) и готовилось землеустройство для будущих китайских колонистов. С этой целью кульджинские чиновники, например, изучали систему орошения в регионе и определяли будущие границы между кочевниками и колонистами.
У кочевников проводилось изъятие земель. Так, в Илийском крае все удобные для пахоты земли власти рассматривали как принадлежавшие оседлому населению, то есть китайцам, маньчжурам и уйгурам. В результате у местных кочевников осталось «удобных для пашен земель… очень мало, а в некоторых волостях… нет вовсе».
Китайские власти пытались манипулировать взаимоотношениями между разными народами, пользуясь этнической пестротой Синьцзяна (так, население Илийского округа на 1 января 1925 г. составляло 350 тыс. человек, из них казахи – 110, калмыки – 60, кашгарлыки (уйгуры) – 35, китайцы – 40, русские – 30 тыс. человек). При этом, например, калмыцкое и оседлое мусульманское население региона «почти не соприкасалось и взаимно считало друг друга варварами». Отношения же между калмыками и казахами были «весьма дружелюбными». Эти кочевые народы «с охотой уступали друг другу зимние и летние пастбища в случае надобности», вступали между собой в межэтнические браки.
Однако у советских дипломатов были и другие данные. В разговорах с ними калмыки так описывали ситуацию в крае: «Местные китайцы нас очень боятся; боятся нашего восстания, но они нас запугивают киргизами, которых здесь очень много, и [они] бедны. В случае нашего сопротивления китайцы натравят на нас киргизов, которые могут разорить нас моментально… В свою очередь, киргиз запугивают калмыками: калмыки – народ вооруженный, а у киргизов оружия нет. Хотя мы – калмыки и киргизы – называемся народами войлочных кибиток, но у нас нет дружбы».
Китайские власти, благодаря умелому лавированию, опирались на одну этническую группу против другой. Так, к середине 1927 г. дудзюн (губернатор) Синьцзяна взял курс на поддержку калмыков (и, возможно, монголов). В их кочевьях формировались кавалерийские части, которые направлялись в сторону границы Синьцзяна с провинцией Ганьсу. Однако к декабрю того же года обнаружилась новая тенденция. Дудзюн решил демобилизовать калмыцкие части и заменить их мусульманскими подразделениями, преимущественно набранными из казахов Алтайского округа (по данным советских дипломатов, все они служили раньше в белогвардейских частях атамана Б.В. Анненкова). Причиной такой перемены политики, возможно, было то, что дудзюн учитывал общее недовольство калмыков и монголов существующей властью и их ориентацию на МНР и поэтому боялся «возможности их активного выступления» против китайских властей.
Часть кочевого населения Синьцзяна в эти годы, как известно, являлась бывшими подданными России. В сентябре 1925 г., после приезда советского консула в Кашгар, отношение китайских чиновников к бывшим российским гражданам изменилось в худшую сторону: «Пошли всевозможные репрессии, вплоть до избиения, вымогательства, сажания в тюрьму по малейшему поводу и без всякого повода. Были даже случаи, когда уездные начальники в насильственном порядке заставляли бывших российских граждан перейти в китайское подданство».
