Из Ленинградского военного округа в марте 1924 г. в адрес ЦК пришел коллективный ответ на «письмо четырнадцати», в котором, между прочим, было сказано о недостаточности работников Генштаба в рядах РККА и о том, что еще не настал тот момент, когда в деле строительства Красной армии можно было бы отказаться от помощи военных специалистов («придет время, когда их нужно будет выбросить»
[315], – лексика, вполне характеризовавшая отношение к военспецам), в первую очередь в связи с недостаточным уровнем подготовки так называемого пролетарского комсостава. Ленинградцы прямо заявили, что «в период Гражданской войны мы руководили операциями далеко не в соответствии со строгими требованиями стратегии и тактикой… далеко не всегда успех в боях относился на счет наших познаний»
[316]. Видимо, речь шла и о том, что многие победы были прежде всего заслугой военспецов. В отношении их идеологического влияния авторы отклика полагали, что бояться этого не нужно, а необходимо устранить такое влияние, сведя работу военных специалистов к узкопрофессиональным вопросам.
В 1924 г. была осуществлена масштабная «чистка» комсостава, в результате которой из РККА были уволены до 8000 человек
[317]. Разумеется, среди них было немало «бывших». После этих преобразований РККА перешла к практике единоначалия, поскольку считалось, что командный состав уже не нуждается в контроле комиссаров.
На 1 февраля 1927 г. среди 45 347 человек комсостава РККА оставалось 9005 бывших офицеров, в том числе 503 выпускника академий старой России, 2006 выпускников военных училищ мирного времени и 6496 бывших офицеров военного времени. 2563 бывших офицера прошли подготовку и переподготовку в рядах РККА, окончив академии, различные школы и курсы. В административном составе «бывших» насчитывалось 1028 из 8974 человек, а в политическом составе – лишь 85 из 11 489 человек (столь низкий показатель, вероятно, обусловлен тем, что в данном случае в расчет принимались только кадровые офицеры)
[318]. Интересно, что на 1927 г. уже 39,6 % командного состава РККА не участвовали в Гражданской войне
[319].
На 1 января 1929 г. бывшие офицеры составляли 5,3 % среднего (в том числе 1,4 % кадровых офицеров), 48,2 % старшего (в том числе 18,1 % кадровых) и 73,7 % высшего (в том числе 55,2 % кадровых) командного состава РККА
[320]. Большинство «бывших» составляли офицеры военного времени. Численность командиров, получивших военное образование только в старой армии, в сравнении с 1923 г. сократилась с 52,2 до 8,8 %
[321]. Многие бывшие офицеры прошли подготовку и переподготовку в военных школах РККА. При этом «бывшие» в массе сохраняли традиционную аполитичность, о чем свидетельствовал сравнительно невысокий процент членов и кандидатов в члены партии в их среде.
По данным на 10 февраля 1931 г., в сухопутных и военно-воздушных силах, а также в центральном аппарате было 6328 бывших офицеров, в том числе 1055 кадровых и 122 бывших белогвардейца или 12,5 % начальствующего состава
[322]. Процент военспецов в высшем командном составе был существенно выше, доходя до 67,6 в сухопутных войсках
[323]. В секретном издании Главного управления РККА «Характеристика личного состава РККА» с удовлетворением отмечалось, что «на данном этапе этот контингент начальствующего состава представляет собой ценную, испытанную как в боях, так и в трудностях мирного строительства часть всей РККА и Флота. Очищенный в период 1921–1924 гг. от случайно попавшего в ряды РККА и, зачастую, чуждого ей элемента, переподготовленный в вузах Красной армии, “бывший офицер” занимает на фронте мирного строительства полноправное положение руководителя и воспитателя красноармейских масс»
[324]. Впрочем, ценность «бывших» не спасла их от чисток и репрессий.
Советские органы госбезопасности обладали исчерпывающей информацией о положении и взаимоотношениях бывших офицеров в СССР. В их среду активно внедрялась секретная агентура из таких же военспецов. Органами госбезопасности для служебного пользования издавались книги учета бывших белых офицеров (к примеру, лишь одна такая книга, подготовленная в 1931 г. ГПУ УССР, содержала сведения на 21 тысячу офицеров и военных чиновников)
[325]. Как и до революции, офицеры в СССР оказались связаны круговой порукой. Если до 1917 г. она проявлялась в корпоративном духе офицеров, в их многовековых традициях и принципах, то теперь такая порука была им навязана извне, органами госбезопасности и режимом, и сводилась к необходимости доносить обо всем подозрительном. Фактически органы ОГПУ – НКВД переложили немалую часть своей работы на тех, кого сами должны были контролировать.
Положение бывших офицеров в Советской России и СССР оставалось крайне сложным. Те, кто не служил в РККА, как лица непролетарского происхождения подвергались поражению в правах и преследованиям – изгонялись с работы или из учебных заведений. Не все смогли найти себя в новых условиях. Многие опускались и спивались. Однако некоторые сумели проявить таланты и приобрести известность. Среди них, к примеру, бывшие офицеры военного времени, ставшие писателями: В.В. Бианки, Б.В. Житков, М.М. Зощенко, В.П. Катаев
[326].
