Келчевскому вторил генерал Н.А. Обручев, слова которого изложил в своих воспоминаниях генерал П.И. Аверьянов: «В очень сдержанных выражениях, без малейшего желания кого-либо критиковать или осуждать, генерал Обручев так охарактеризовал общее положение и объяснил причины своего вынужденного бездействия: пока еще Добрармия не велика и не может вместить всех нас для активной работы; вполне естественно, что верхи ее подбирают своих людей, которым верят, которых знают, Добровольческая армия только и может быть крепка полным взаимным доверием; а потому в ней занимают ответственные посты “быховцы”, то есть сидевшие с Корниловым и Деникиным в Быховской тюрьме, затем, на строевых командных должностях, участники “Ледяного похода”, то есть первого Кубанского похода, наконец, лица, которые лично симпатичны Деникину и Романовскому, с которыми эти два вершителя судеб Добрармии имеют общие взгляды, общее мировоззрение, с которыми им легче работать и легче столковаться;
я исполнил свой долг и предложил себя в полное распоряжение Добрармии, но активной роли для меня не нашлось, а прикармливаться на счет нищей Добрармии, состоя в резерве ее чинов, я не считаю удобным…»
[359] Те же оценки разделял генерал Д.Н. Воронец
[360].
Среди 3689 участников 1-го Кубанского похода насчитывалось 2356 офицеров (36 генералов, 242 штаб-офицера и 2078 обер-офицеров, в том числе 5 женщин)
[361]. Таким образом, офицеры составляли около 64 %, или 2/3 Добровольческой армии. Не менее 620 офицеров
[362] (по другим данным, 667 офицеров
[363]) участвовали в походе отряда полковника М.Г. Дроздовского с Румынского фронта на Дон.
Костяк Добровольческой армии в дальнейшем составили кадры так называемых цветных (из-за пестрой униформы) или именных частей – корниловцев, марковцев, дроздовцев, алексеевцев с высоким процентом офицеров. К примеру, по данным на август 1918 г., в составе 1-го Офицерского генерала Маркова полка две из двенадцати рот были полностью офицерскими и в них служили 500 офицеров
[364]. У марковцев же отмечается наиболее высокий процент офицеров. Интересно, что социальный состав офицеров «цветных» полков отличался абсолютным демократизмом. При высочайшей мотивации, идейности, боевой устойчивости, а также высоком проценте офицеров в частях они несли и тяжелейшие потери, которые невозможно было восполнить равноценными по качеству пополнениями. Так, в корниловских частях за период Гражданской войны погиб 5321 офицер, получили ранения 12 742 человека
[365], что в среднем составило 37,6 % всех потерь корниловцев. Впечатляет статистика потерь офицеров Сводно-стрелкового полка и добровольческого отряда полковника М.А. Жебрака-Русановича. Из 454 офицеров – участников похода дроздовцев 135 погибли или умерли от ран и болезней, 7 пропали без вести в бою, один погиб на дуэли, пережили Гражданскую войну и остались в дроздовских частях 257 офицеров (56 %)
[366]. Разумеется, процент офицеров в «цветных» частях по мере развертывания армии и убыли личного состава стремительно снижался (в начале 1918 г. – до 50 %, в начале 1919 г. – около 30 %, в 1919 г. – 25 %, в 1920 г. – 20 %)
[367]. Кроме того, к концу Гражданской войны приток офицеров в белые армии практически иссяк.
Иерархия выстраивалась и ниже уровня первопоходников. Далее приоритетным правом назначений пользовались участники боев на Северном Кавказе, тогда как офицерская масса, попадавшая в армию с весны 1919 г., преимуществ уже не имела
[368].
В силу обособленности «цветных» формирований на командные посты в них выдвигались представители тех же частей, порой не обладавшие должной квалификацией. Командиров со стороны части могли не принять. По мере продвижения к Москве «цветные» части пополнялись офицерами военного времени
[369]. Предпочтение при назначениях на командные посты отдавалось первопоходникам, как проверенным и надежным кадрам. Однако этих кадров не хватало. В итоге к концу войны на командные посты выдвинулись даже офицеры военного времени, не обладавшие должным опытом, но отличившиеся в боях.
К февралю 1918 г. в Добровольческой армии гвардейских офицеров оказалось около ста
[370]. Поведение гвардейцев отличалось своеобразием. Внутренний корпоративизм, определенная элитарность значили для них больше, нежели принадлежность к белым. Кроме того, их отличало презрительное отношение как к красным, так и к белым, а также определенная ревность к тем, кто, как первопоходники, выдвинулся в рядах белых. Потери гвардейцев на начальном этапе Гражданской войны, когда у белых сражались офицерские по своему составу части, были колоссальными. Достаточно отметить, что в одном из боев октября 1918 г. под Армавиром Сводно-гвардейский полк за день потерял 26 офицеров, включая командира полка, убитыми и 30 ранеными
[371]. В апреле 1919 г. общее собрание офицеров лейб-гвардии Преображенского полка, служивших на белом Юге, вынесло беспрецедентное постановление, возможное только в обстановке Гражданской войны: «Всем преображенцам из армии генерала Деникина перейти к Верховному правителю в Омск и заявить ему о готовности преображенцев быть, как и встарь, оплотом верховной власти, и в Омске приступить к немедленному формированию полка»
[372]. Можно понять недоверие, с каким белое командование воспринимало после этого гвардейских офицеров (притом что отношение к гвардейцам было непростым и ранее, поскольку вожди белых в основном происходили из армейской среды). Впрочем, в Сибирь уехала лишь одна группа преображенцев. Всего на белом Юге могло служить около 1000 гвардейских офицеров
[373].
