Офицеры русской армии поступили на службу в вооруженные силы Финляндии, Польши, Латвии, Литвы, Эстонии, Украины, Грузии, Армении и Азербайджана. Одной из самых многочисленных была их корпорация в рядах украинских армий. По некоторым данным, офицеров украинского происхождения на 1917 г. могло быть до 60 тысяч человек
[715]. Разумеется, не все они оказались в украинских войсках. В армию гетмана Скоропадского было мобилизовано до 7000 офицеров. Пошедшие по пути национализации офицеры совершенно не обязательно были националистами или носителями антироссийских взглядов. Прибывший с Украины в Екатеринодар капитан Петров докладывал белому командованию осенью 1918 г., что украинские офицеры Генерального штаба «открыто и искренно говорят, что они готовят часть будущей русской армии»
[716].
Украинизировавшиеся офицеры лишь в редких случаях владели украинским языком, что было поводом для множества шуток, звучавших даже впоследствии, в годы эмиграции. Так, среди 51 офицера Генерального штаба, включенного в список от 24 мая 1918 г., только 37,2 % считали себя или своих родственников украинцами, а украинским языком в той или иной степени владели лишь 44 %
[717]. По списку на 21 ноября 1918 г., на 305 офицеров владевших украинским языком было еще меньше – 35 %, 21 % офицеров только изучали язык и владели им слабо, 42 % вообще не знали языка
[718].
Если летом 1917 г. офицеры еще писали рапорты с просьбами о переводе в те или иные национальные формирования, то к осени 1917 г. относятся уже самовольные переходы в национальные армии, осуществлявшиеся вопреки распоряжениям высшего начальства. Так, например, по данным на декабрь 1917 г., генерал-майор А.П. Греков на протяжении полутора месяцев не прибывал на должность генерал-квартирмейстера штаба 1-й армии. Выяснение его местонахождения показало, что он перешел в украинские войска
[719]. В дальнейшем Греков занял видное место в украинской военной элите.
К концу 1917 г. через генерального секретаря по военным делам УНР С.В. Петлюру должны были проходить все назначения в украинизированных формированиях. Например, в Особой армии, располагавшейся в районе Полесья. В частности, Петлюрой не был утвержден назначенный ранее командующим войсками этой армии генерал-лейтенант В.Н. Егорьев. Последний платил Петлюре той же монетой, игнорируя его оперативные приказы. В армии сложилось даже своеобразное противостояние армейского комитета, поддерживавшего Егорьева, с армейской радой, подчинявшейся Петлюре и действовавшей в обход командующего армией. В итоге Егорьев арестовал раду, но в ночь на 31 декабря 1917 г. сам был арестован гайдамаками атамана Певнего (по другим данным – атамана Кудри) и отвезен в бердичевскую тюрьму. Из-за отсутствия верных частей командующий армией не мог обеспечить даже собственную безопасность
[720]. Из Бердичева через двое суток его перевели в Лукьяновскую тюрьму Киева, где пришлось сдать шашку, причем всерьез обсуждалось, арестован ли Егорьев или же взят в плен. С занятием Киева красными в конце января Егорьеву удалось освободиться, причем, как он вспоминал, «у Крыленко я застал т.т. Подвойского и Дыбенко и, указав, что я не украинец, и обещав, что в случае опасности для Москвы я, как москвич родом, готов стать на ее защиту, просил отпустить меня к моей Особой армии, командармом которой продолжал считать себя. Просьба эта была уважена…»
[721].
В 1918 г. на территории гетманской Украины, по сути находившейся под германским протекторатом, оказались тысячи офицеров старой армии. Многие из них пошли служить в гетманскую армию. Фактически Украина тогда была наиболее спокойным местом на охваченных Гражданской войной землях бывшей Российской империи. К тому же по отношению к Центральной России это был наиболее близкий в территориальном и культурном плане регион. Здесь сохранялся русский язык, а военная служба по своим принципам была очень похожа на дореволюционную.
По этим причинам масса офицеров решила перебраться сюда, спасаясь от красного террора и втягивания в Гражданскую войну. Как правило, офицеры были настроены антибольшевистски, но отнюдь не в украинском, а скорее в русском имперском духе. Как справедливо отметил современный украинский исследователь М.А. Ковальчук, «для многих кадровых офицеров служба в армии Украинской Державы была лишь вынужденным этапом в борьбе за “возрождение России”»
[722]. Единственная оговорка – эта борьба для русского офицерства не заключалась в кавычки.
По свидетельству украинского генерала и бывшего офицера русской армии А.И. Удовиченко, в это время «как в государственный, так и в военный аппарат было собрано для работы немало людей, которые в силу своих русофильских тенденций смотрели на Украину как на плацдарм для формирования антибольшевистских сил»
[723]. Тот факт, что большинство офицеров, служивших на Украине при гетмане Скоропадском, были враждебно настроены по отношению к украинской национальной идее, признают и сами украинские авторы
[724].
Полковник Б.И. Бучинский писал генералу А.И. Деникину 23 июля 1922 г.: «С огромным интересом прочел I том Ваших “Очерков” и еще раз пережил ту горечь и боль, которую пережили все любящие свою Родину люди, когда на наших глазах разваливалась армия и гибла Россия. К сожалению, в 18 и 19 годах, когда была полная возможность избавить Россию от большевизма и дать ей национальное правительство, дело наше провалилось. Интересно, как Вы объясните это в Вашем труде. Я полагаю, что несчастье все в том, что большинство преследовало свои личные цели мелкого карьеризма
[725] и благополучия, совершенно не заботясь об интересах страны. Достаточно вспомнить
[726], что большинство офицеров Ген[ерального] штаба, старших начальников и чиновников явились к нам только после крушения гетманства, потеряв там свое жалование»
[727]. Таким образом, по мнению одного из штаб-офицеров Генерального штаба, которое, скорее всего, разделял и сам Деникин, подчеркнувший наиболее острый фрагмент этого письма, в гетманской армии офицеры задерживались из-за жалованья и карьерных соображений.
