Вот несколько характерных образчиков. «Он был не глуп, а безумен, пристрастие же к выпивке еще более расстраивало тот скромный разум, которым он был наделен».
Кто же это столь уничижительно отзывается о Петре? А это Станислав Август Понятовский, самый никчемный и бездарный, последний польский король, любовник Екатерины, возведенный на престол при помощи русских штыков, презираемый всеми в Польше, битый по морде шляхтой, допустивший три раздела Польши и кончивший свои дни приживальщиком при русском дворе… Фигура!
Вот еще одно свидетельство – о пресмыкательстве перед Фридрихом. «Видели, как он стал на колени перед портретом великого Фридриха, словно перед иконой, и, простирая руки к портрету, воскликнул:
– Вместе с тобой, мой господин, мы завоюем весь мир!»
Угодно узнать, кто этот свидетель? А это Александр Дюма. Тот самый романист. Появившийся на свет через сорок лет после смерти Петра…
О подобном «падении на колени» пишет и Болотов, но все же честно признается: «Самому мне происшествия сего не доводилось видеть, хотя говорили все о том». И никто не видел, но болтали все…
Есть «достоверная история» о том, что Петр страдал фимозом, то есть сращением крайней плоти, не позволявшим ему совершать нормальные сексуальные контакты. И Салтыков якобы, напоив нерешительного великого князя вмертвую, позвал доктора, который эту неприятность устранил в один чик…
Единственный источник – тот же Дюма! А уж потом, столетие спустя, эту басню подхватил Анри Труайя, выпустивший массу лубочных «биографий» российских самодержцев, основанных главным образом на таких вот «свидетельствах».
О монетах, выпущенных по личному эскизу Петра: «Чтобы не походить на французского короля, он велел изобразить себя в солдатской фуражке; это было исполнено так забавно, что новые монеты принимали не только с радостью, но и с веселым смехом».
Это – снова Дюма! Во-первых, фуражки появились в армии только при Николае I. Во-вторых, спросите толкового нумизмата, и он вам в два счета объяснит: не существует ни одной русской монеты, где самодержец был бы изображен в головном уборе – ни Петр, ни кто бы то ни было. Разве что на юбилейном рубле к трехсотлетию дома Романовых Михаил Романов отчеканен в шапке Мономаха…
Писатель XIX столетия М. Пыляев: «Петр III первый стал награждать женщин орденами; он дал орден св. Екатерины Елизавете Романовне Воронцовой».
Грамотей… Орден св. Екатерины (первоначально именовавшийся орденом Освобождения) учредил Петр I в 1711 г. и тут же наградил им супругу. Название «орден св. Екатерины» официально узаконено Павлом в 1797 г.!
Вот пример формирования классического мифа. Как-то арап Нарцисс, слуга Петра, известный буян, подрался с профосом – личностью в те времена крайне презираемой (профос чистил сортиры в гарнизоне, сек провинившихся и выполнял другие, столь же малопочтенные функции). Петр решил, что с точки зрения правил чести его слуга опозорен стычкой со столь маргинальным субъектом и, чтобы «смыть позор», велел покрыть арапа воинским штандартом.
Дашкова в своих записках уверяет, что эта церемония производилась перед выстроенным в полном составе Измайловским полком, и это шутовство возмутило всех поголовно гвардейцев. А вот как рассказывала ту же историю Пушкину графиня Загряжская, тоже современница событий, дочь гетмана Разумовского: «Государь однажды объявил, что будет в нашем доме церемония, в сенях. У него был арап Нарцисс; этот арап Нарцисс подрался на улице с палачом, и государь хотел снять с него бесчестие. Привели арапа к нам в сени, принесли знамена и прикрыли его ими. Тем дело и кончилось».
Есть разница?
Многие мемуаристы с отвращением упоминают, что Петр-де частенько носил прусский орден Черного Орла и мундир полковника прусской службы. Но и Фридрих Великий был… полковником русского Второго Московского пехотного полка! Общепринятая практика, сохранявшаяся и в XX веке – венценосцы награждали друг друга высшими орденами и носили мундиры соседей. Сохранились примечательные снимки: Николай II с английским королем Эдуардом: Николай – в английском мундире, британец – в российском. Николай с кайзером Вильгельмом – та же ситуация. К Первой мировой войне в русской армии были полки, имевшие высочайшими шефами германского кайзера и австро-венгерского императора – а в данных державах существовала та же система… Андрей Болотов, в своих «Записках» самым причудливым образом сочетавший собственные наблюдения, верные суждения и чужие сплетни, торжественно уличал в свое время Петра III в причастности к мировому масонству и уверял, что доказательства видел сам: «Будучи еще в Кенигсберге и зашед однажды пред отъездом своим в дом к тамошнему лучшему переплетчику, застал я нечаянно тут целую шайку тамошних масонов и видел собственными глазами поздравительное к нему (т. е. к Петру. – А. Б) письмо, писанное тогда ими именем всей тогдашней масонской ложи…»
Ну что тут скажешь? Насколько я помню, борцы с масонской заразой уже плешь проели, рассказывая, какие строгие масоны конспираторы, как берегут они свои тайны и само членство в ложе, как истребляют смертию любого, кто дерзнет разгласить их секреты – и Моцарта, мол, отравили, и Пушкина извели…
И вдруг посторонний, да еще случайный иностранец, без особого труда проникает в масонское логово, мало того, преспокойно знакомится с масонским посланием, подписанным всей ложей…
Либо Болотов, как бы поделикатнее выразиться, дал волю буйной фантазии, либо масоны те были вовсе не страшными, коли выпустили его живьем из логова после знакомства с их секретами – а были они, надо полагать, чем-то вроде кружка филателистов или партии любителей пива… Хотя молва гласит…
Ох уж эта молва! Вот Болотов вслед за рассказом о шайке масонов, возглавляемой аж переплетчиком, уверяет, что Петр тайно переписывался во время Семилетней войны с Фридрихом, через посредство генерала Корфа и его любовницу графиню Кейзерлинг выдавая планы русского командования – и добавляет: «О том нам всем по слухам было довольно известно…» Между прочим, Болотов служил в свое время под началом Корфа, относившегося к нему неплохо. Не стоило бы вот так обвинять своего начальника, генерала в государственной измене на основании одних лишь слухов…
Дела
Историк Семевский, слухами и сплетнями не пользовавшийся, оставил гораздо более объективное описание реальных государственных дел Петра.
«Кончался развод, и государь отправлялся в Сенат, заезжал в Синод, где со времени Петра Великого, кажется, ни одного разу не был ни один из властителей, ни одна из властительниц России; посещал коллегии, появлялся в Адмиралтействе, неоднократно бывал на монетном дворе, осматривал различные фабрики, распоряжался лично несколько уже лет продолжавшейся постройкою Зимнего дворца – словом, Петр являл деятельность, в особенности в первые три месяца своего царствования, необыкновенную; старики, глядя на молодого государя, невольно вспоминали его неутомимого деда. И нельзя сказать, чтобы посещения эти были бесплодны: в Сенате государь лично возвещал реформы, которые доставили бы всякому другому, более его счастливому владетелю, славу величайшего из государей; в Синоде он, быть может, несколько неосторожно высказывался также о некоторых коренных реформах в области духовного ведомства; на монетном дворе внимательно осматривал работы…»
