Новые ценные сведения.
В дальнейших событиях решающую роль сыграли русские осадные пушки «большого» наряда. Один немец из Полоцка, очевидец осады, через 12 лет рассказывал императорскому послу в Москве X. Кобенцелю, что город был взят в три дня «…при таком пушечном громе, что, казалось, небо и вся земля обрушились на него». Пушки сокрушили городские, а затем и замковые стены, конечно, не в три дня: с перерывами артиллерия делала свое дело почти неделю: 8–14 февраля. Согласно упоминавшемуся уже виленскому «летучему листку», «открыл он (т. е. Иван IV. – Д. В.)… такую сильную пальбу, что граждане оставили город… (т. е. посад. – Д. В.)». Мощь огневого удара поразила и самих осаждающих: «Якоже от многого пушечного и пищалного стреляния земле дрогати и в царевых и великого князя полкех, бе бо ядра у болших пушек по двадцети пуд, а у иных пушек немногим того легче…» Сила огня была умножена близостью расстояния от туров до стен. Давала себя знать ошибка Довойны, подпустившего московские войска к самым стенам Великого посада, – орудия с короткой дистанции буквально взламывали их. Стрыйковский считал, что в эти дни (поставлена ошибочная дата 1 февраля, но по ходу событий – верно) был убит ротмистр Голубицкий
[109].
Еще два отличных урока для человека, который способен учиться на чужих ошибках. Во-первых, врага нельзя безнаказанно подпускать на близкое расстояние к стенам и башням. Обязательно следует вести жестокую контрбатарейную борьбу. Во-вторых, даже самые мощные укрепления могут не выдержать массированного удара осадной артиллерии. Это значит, что за каменными крепостными стенами следует сооружать временные оборонительные сооружения – когда от первой линии обороны не останется камня на камне, вторую еще можно будет удержать. Довойна не позаботился об этом…
Минет почти два десятилетия, и князь Шуйский покажет, чему научил его неудачливый полоцкий воевода.
Между другими ротмистрами – Хелмским, Верхлинским, Варшевским – и Довойной начался разлад. Ротмистры, а также участвовавший в обороне Полоцка виленский воеводич Ян Глебович настаивали на обороне посадских стен, но Довойна велел оставить стены и сжечь посад
[110]. В результате начался страшный пожар, погубивший 3 тысячи дворов.
Прямо посреди пламени начался жестокий бой между русскими стрельцами и детьми боярскими, с одной стороны, и поляками – с другой. Эту схватку можно расценивать как вторую попытку частного штурма. Князья Д.Ф. Овчинин и знаменитый впоследствии Д.И. Хворостинин, придя на помощь бившимся за посад отрядам, отогнали поляков, «потоптали и в город вбили». На пожарище московские воинские люди завладели брошенным имуществом. Поляки полностью очистили посад, но отстояли замок. Тогда же к русским полкам вышло, по разным источникам, от 11 до 24 тысяч посадских людей и крестьян полоцкого повета. Они показали осаждающим большие запасы продовольствия, спрятанного в «лесных ямах»
[111].
Так закончился 9 февраля миттельшпиль полоцкой партии – вновь с ощутимым перевесом на стороне московских войск. Осажденные укрылись в замке и могли уповать теперь лишь на крепость его стен и на возможную помощь извне.
* * *
Решающие события эндшпиля заняли всего неделю. 9–10 февраля «большой» наряд был поставлен «на пожженом месте», а также в Заполотье и Задвинье против замковых стен. 11 февраля туры и пушки были придвинуты ближе к укреплениям замка. На протяжении нескольких дней орудия сутками били без перерыва. Ядра разбивали одну замковую стену, а потом еще и били в противоположную. Защитники терпели от них жестокий урон. Полочане «…токмо крыяшеся в домох своих, в погребах и в ямах от пушечного и пищалного стреляния».
Русской артиллерией использовались огненные ядра и, возможно, зажигательные смеси. В результате на территории замка вспыхнул пожар, запылало несколько десятков домов. Гарнизон вынужден был одновременно оборонять стены и тушить огонь. В ночь с 14 на 15 февраля усилиями московских пушкарей и стрельцов, посланных к стенам, укрепления были также подожжены. К тому времени ядрами было выбито 40 городень из 204, составлявших периметр Полоцкого замка
[112].
Таким образом, в этой кампании артиллеристы Ивана IV показали немалое искусство. Сигизмунд Герберштейн, побывавший в Московском государстве в 1516–1517 гг. и в 1526 г., отмечал совершенное неумение русских использовать артиллерию. А уже Манштейн в широко известных своих «Исторических, политических и культурных записках о России с 1727 по 1744 гг.» напишет, что артиллерия очень немногих европейских стран могла бы сравниться с русской и еще менее того – превзойти ее; это была, по его мнению, единственная отрасль военного искусства, в которой Россия могла обеспечить себя отлично подготовленными командирами
[113]. Так вот, опыт применения полевых и осадных орудий московские пушкари всерьез начали набирать именно в середине XVI в. Залпы русских пушек в ту пору весьма часто решали участь городов. Первостепенную роль артиллерия сыграла при осаде Казани, под Нарвой, Дерптом, Феллином. У стен Полоцка наряд Ивана IV уже располагал кадрами, отлично знавшими свое дело.
Защитникам Полоцка нельзя отказать в мужестве: Стрыйковский писал, что они тревожили осаждавших частыми вылазками. Русскими источниками, действительно, зафиксирована вылазка, имевшая место то ли в ночь с 9 на 10 февраля, то ли с 10 на 11
[114]. В ней приняли участие «Довойнов двор весь» (800 человек конницы) «да пешие люди многие». Но в бою за контрвалационные укрепления с отрядом боярина И.В. Шереметева они потерпели поражение и с потерями отошли в замок. Сам Шереметев получил контузию пушечным ядром. За дерзость вылазки осажденным пришлось расплатиться пленниками – «языками».
