Возвращаясь от жестокостей в завоеванном городе к казням, произведенным по приказу Ивана IV, следует подчеркнуть: казни имели место, но не были массовыми. Не в них и даже не в разнузданном поведении служилых татар, губивших католическое духовенство, заключалась главная трагедия полочан.
Гораздо печальнее на судьбах горожан сказалось другое: многих из них подвергли ограблению и депортации из родных мест в центральные районы Московского государства.
Московские войска захватили в Полоцке богатую добычу. В этом сходятся все источники. Виленский «летучий листок», в частности, сообщает: «Взят был… большой город Полоцк с большими сокровищами в деньгах, серебре, золоте и товарах». Приписка к Псковскому летописному своду 1567 г. не менее красноречива: «А имения их (т. е. С. Довойны и А. Шишки. – Д. В.) и казны королевскиа и паньскиа, и гостины злата и серебра много на великого князя взяли». Часть захваченных богатств Иван IV отдал «бояром и воеводам», велев оставить для себя «наряд (20 пушек)… и казну королевскую»
[128]. У горожан ценное имущество отобрали и оставили его лишь полякам. К ротмистрам и солдатам польского гарнизона, а также немецким наемникам царь отнесся милостиво. Ротмистры получили в дар собольи шубы, покрытые парчой. Старший из них, А. Верхлинский, был впоследствии обвинен воеводой Стажеховским в получении подарков от неприятеля, но сумел оправдаться. 500 солдат были с имуществом и оружием отпущены восвояси в начале 20-х чисел февраля. Более того, им выдали охранную грамоту, где, кстати говоря, Иван IV именует себя, кроме всего прочего, «великим князем полоцким». На 20 верст от Полоцка их провожали трое «голов»: П. Щепин, В. Бутурлин и Ф. Салтыков
[129].
Виленский воеводич Ян Глебович, Арсений Шишка, Станислав Довойна и его жена, а также полоцкая шляхта отправились днем ранее в Москву под охраной
[130].
А вот судьба всего остального населения Полоцка не совсем ясна: согласно Александро-Невской летописи, «…мещан и з женами их, и з детми послал царь и великий князь в свою отчину к Москве и повеле же их дорогою беречи, а корм им давати доволен». Румянцевская летопись также свидетельствует о том, что в полон были уведены «простые люди с женами и детьми»; приписка к списку Оболенского Никоновской летописи сообщает только о пленении «воевод литовских». Стрыйковский подтверждает версию Лебедевской летописи: по его мнению, в московские земли были уведены как шляхта, так и «простые мещане». То же сообщает и Л. Гурницкий
[131]. Но Одерборн и виленский «летучий листок» дают несколько иную версию. Автор «летучего листка» сообщает, что литовцы были отогнаны в Москву, а русские остались «на месте под стражею». Одерборн же считает, что увели и литовцев, и русских
[132]. Откуда это странное национальное деление, что оно означает? Автор виленского «летучего листка» писал, пользуясь рассказами немецких наемников из состава гарнизона Полоцка, вернувшихся вместе с поляками. Поляки ушли на день раньше, чем полочан отправили в московские пределы
[133], и для них «русские», т. е. горожане нешляхетского происхождения, до самого конца были под стражей. А вот «литовцы», т. е. шляхта, убыли как раз перед отходом гарнизона. Иными словами, в данном случае «национальное» деление попросту равняется делению социальному, на шляхту и простолюдинов. Количество депортированных точно неизвестно. Немецкие «летучие листки» свидетельствуют, что из Полоцка было выслано до 60 тысяч человек. Но, по оценкам современных исследователей, все население Полоцка в XV–XVI вв. колебалось в пределах 11,5–50 тысяч человек, притом, по мнению большинства исследователей, нижний предел более правдоподобен, так что названная цифра выглядит фантастической
[134].
Дальнейшая история депортированных печальна: им пришлось зимой, в феврале, идти пешком до Великих Лук, откуда их, очевидно, распределили по городам
[135]. Жертвы при этом, как видно, были немалыми. Немец-опричник Г. Штаден сообщает о последующем истреблении всех пленных полочан в связи с неудачами в войне, но это неверно: сам же Штаден затем сообщает об обмене С. Довойны на князя В. Темкина, который действительно имел место в 1567 г. Возвратился на родину и Ян Глебович, паче чаяния ставший помощником Ивана IV в его попытках склонить на свою сторону литовских магнатов
[136]. После переговоров 1566 г. полоцкая шляхта была частично обменена на русских пленников, а частично отдана за выкуп. Арсений Шишка также сохранил жизнь – он был отправлен вместе с видным полоцким шляхтичем Лукой Корсаком в Спасо-Каменный монастырь на Кубенское озеро
[137]. Бесспорно, часть полочан была возвращена царем на родные земли, хотя едва ли они испытывали по отношению к государю московскому теплые чувства. Кое-кто записался в московскую службу и вошел в состав городовых гарнизонов на восточных рубежах Московского государства
[138]. Вообще говоря, депортация населения с целью закрепить и обезопасить от смут только что завоеванную территорию была излюбленным приемом московских государей
[139]. Но тысячам полочан эта мера сломала жизнь, лишила собственного жилища, отдалила от родных мест… Вот в чем заключалась большая трагедия древнего русского города.
