В сложившейся ситуации старшему брату пришлось всю власть, а значит, и ответственность взять на себя. Население Северо-Восточной Руси жестоко пострадало, но брат Андрей остался цел и невредим, смог со временем вернуться домой. Открытый бунт был ему прощен ордынскими властями, которые, в общем, были не склонны никому ничего прощать.
Могло ли это случиться без действенного участия Александра? Вряд ли.
В целом во второй половине жизни Александру Ярославичу приходилось решать гораздо более сложные «политические уравнения». Не было в них уже ничего от героической ясности Невской битвы. Решительности и храбрости было недостаточно. Нужен был политический расчет и умение жертвовать второстепенным ради главного. Брат оказался для Александра важнее «населения». Что ж, в те времена это было нормально.
Сейчас нередко можно услышать обвинение Александра Невского в том, что с помощью татар утвердил на Руси свою власть. Использовал оккупантов в качестве инструмента для устранения конкурентов и «закручивания гаек». Эти обвинения высказываются в контексте «критического анализа» существующего «нарратива». Это, безусловно, верный исследовательский ход. Вопрос о целях князя в его сотрудничестве с татарами не пустой. Это сущностный вопрос, принципиально важный для понимания политических процессов на Руси эпохи татарского нашествия и формирующегося ига. Однако результаты проведенного анализа чаще всего истолковываются неверно, с нарушением логики: если в ходе анализа делается вывод, что князь действовал исходя из интересов страны, анализ считается недостаточно глубоким, ибо не противоречит «обычному» взгляду на его политику. Если же по завершении всех «исследовательских» манипуляций оказывается, что князь бы предатель и редкий гад, то работа объявляется качественной, сделанной «нелицеприятно», на совесть. Меж тем «степень прожарки» совсем не является критерием истинности. Тем более что в качестве «жареного» скоро будет восприниматься вывод о том, что Александр Невский – действительно выдающийся государственный деятель и мужественный полководец.
Несомненно, Александр принимал непосредственное участие в формировании положения русских земель под татарским владычеством. Конечно, сложно сказать, насколько сложившаяся в итоге система была результатом его деятельности, а в каком – реализацией политики ордынских властей. Однако оценить конечный результат мы можем. Что получилось в «сухом остатке»?
Начнем с системы административного управления и взимания дани. Летописец описал становление ордынского порядка следующим образом: «Тое же зимы приехаша численици исщетоша всю землю Сужальскую и Рязаньскую, и Мюромьскую, и ставиша десятники, исотники, и тысящники и темники, и идоша в Ворду. Толико не чтоша игуменовъ, черньцовъ, поповъ, крилошанъ, кто зрить на святую Богородицю и на владыку»
[207].
Цели монголов были, в общем-то, достаточно элементарны. Если западные католические завоеватели начинали проникновение на новые земли с того, что засылали вперед проповедников, то монголы сразу перешли к главному – отправили численников, которые должны были пересчитать будущих плательщиков дани и оценить размер возможной наживы. Монголы не стали придумывать для Руси никакой новой системы и устроили все примерно так же, как это было устроено в других покоренных Чингизидами странах. Причем, по мнению большинства исследователей, монголы использовали для обустройства системы контроля на местах и налогообложения местные общественные институты. Определенный итог исследования этого вопроса был подведен петербургским профессором Ю.В. Кривошеевым. В своей монографии «Русь и монголы» историк пишет: «Вряд ли под десятниками, сотниками и т. д. должно понимать монгольских чиновников и, таким образом, говорить о создании разветвленной сети ордынской администрации на территории Руси, как основы властвования. Организация, основанная на десятичном принципе, действительно существовала у монголо-татар. Она носила военно-территориальный характер. Но ведь она была присуща не только этому этносу. Не менее древние истоки она имеет, в частности, у восточных славян. Десятичное деление имело место на Руси (в том числе и Северо-Восточной) и в XI–XII вв. Первоначально сотенная система была связана с военной организацией, а затем стала выполнять судебно-административные и финансовые функции. Для большинства исследователей наличие этой системы на Руси является бесспорным фактом, хотя вопрос о его социальной природе в киевский период вызывает споры (Б.Д. Греков, С.В. Юшков, Ю.В. Бромлей, И.Я. Фроянов, Л.В. Данилова, П.П. Толочко, А.А. Горский). Видимо, с этой организацией и столкнулись татары, устанавливая данническую зависимость на Руси»
[208]. А столкнувшись – решили использовать.
Могут возразить: не все ли равно, опиралась ли власть татарских ханов на представителей местной общинной верхушки или на приставленных к городам и весям татарских чиновников, если они в любом случае были проводниками ханской воли?
На самом деле разница есть, и весьма существенная. Функция десятника или сотника, с точки зрения ордынских властей, – обеспечение бесперебойного поступления дани. И в этом смысле, конечно, нет разницы, занимает это место местный или чужак. Но на уровне бытовой повседневности система будет выстраиваться совершенно разными путями. Местный десятник, даже исполняя порученную ему фискальную функцию, тем не менее останется человеком, действующим в рамках обычного права, привычных отношений, культурных стереотипов и пр. Ему будет существенно сложнее применить силу и допустить несправедливость по отношению к соседям по общине, чем татарскому сборщику дани, действующему полностью вне системы устоявшихся норм. Вооруженный татарский отряд может себе позволить гораздо больший объем насилия (иногда даже невольного и неосознаваемого), чем десятник или сотник из своих, ведь степная конница ускачет, а односельчане с топорами и вилами останутся. Кроме того, местный десятник гораздо лучше представляет реалии (в том числе экономические) и может более гибко распределять нагрузку среди членов общины. Использование местных институций для организации сбора дани – более мягкий вариант господства, чем построение сугубо военной системы выбивания средств из покоренного населения.
Кроме того, в дальней перспективе построение даннической зависимости при помощи элементов туземной общественно-политической организации открыло возможность не только сохранять, но и развивать эти элементы, что в конечном итоге способствовало развитию и становлению русской государственности на новом этапе.
Нужно понимать, что такая, относительно мягкая, форма сбора дани могла сложиться только в том случае, если покоренное население проявило способность к взаимодействию и диалогу с завоевателями тогда, когда военная фаза конфликта была в целом завершена. Перейти от военного поражения к миру с наименьшими потерями – это была задача, решение которой было всецело в княжеских руках. Александр немало сделал для ее решения.
Итак, из всех возможных видов зависимости «монголо-татарское иго» было, пожалуй, наиболее мягким. Понятно, что владычество иноплеменных не может быть благом ни при каком раскладе. Однако есть разница между тотальным геноцидом, после которого об исчезнувшем народе напоминают лишь обломки топонимики, и денежной данью, не исключающей возможность дальнейшего развития и перспективу собирания сил для последующего освобождения. Деятельность Александра способствовала тому, что монголами был реализован второй из описанных вариантов.
