Всего в «Алфавит» включено 579 человек. Из них 121 осуждены, 57 – наказаны во внесудебном порядке. 290 человек – подследственные, признанные невиновными, а также «прикосновенные» лица, вовсе не привлекавшиеся к следствию; остальные – вымышленные имена, упомянутые в показаниях подследственных.
Однако следовало отделять мух от шницелей – здравый смысл должен был подсказать царю, что репрессиям можно подвергнуть только злостных заговорщиков, действовавших осознанно. Не следовало озлоблять и без того негативно настроенное титулованное дворянство, делегировавшее столько представителей в «Алфавит». Тем более что многочисленные и влиятельные родственники, которые сами привозили их под арест, тут же пустили в ход и свои широчайшие связи при дворе, пытаясь облегчить участь «своим» заговорщикам. С этим также нельзя было не считаться. Следовало крайне аккуратно подходить к выбору «неисправимых», «весьма опасных» и «добросовестно заблуждающихся». Поэтому по степени «трудового участия» все декабристы были определены Николаем в восемь разрядов наказания. При этом самодержец лично вычеркивал из «Алфавита» имена «замаранных» на следствии командиров гвардейских полков, генералов и полковников, оставляя лишь низшее офицерство, что должно было подчеркивать вроде как малозначительный и маловлиятельный состав «карбонариев». Низших чинов, действовавших по приказу командиров, вообще старались полностью освободить от наказания, переводя из гвардии в армию и распыляя по России. Из них создали сводный полк двухбатальонного состава и в феврале 1826 года направили на границу с Персией, где намечалась очередная война. Искупать кровью прегрешения перед государем и Отечеством.
В итоге Верховный уголовный суд в составе более чем из 60 членов под председательством князя Петра Лопухина приговорил к смертной казни 36 участников путча, 25 из которых Николай I заменил казнь пожизненной каторгой, а еще шестерым – каторгой сроком на 20 лет с последующей пожизненной ссылкой. К смертной казни через повешение были приговорены только те, которые, по мнению императора, особо отличились в своих действиях и идеях: Павел Пестель, Кондратий Рылеев, Петр Каховский, Михаил Бестужев-Рюмин и Сергей Муравьев-Апостол.
Пестель призывал к физическому устранению всей императорской фамилии, без различия пола и возраста. Рылеев – к убийству императора Каховским. Тот – оставил за собой два трупа. Бестужев и Муравьев (оба авторы «Православного катехизиса», призывавшего к свержению самодержавия и установлению республики) повели невинных и ничего не понимавших солдат на явный убой, стоивший жизни многим, в том числе и брату Ипполиту Муравьеву-Апостолу. Неудивительно, что никакого снисхождения к ним не применялось. Да и в каком бы государстве они его заслуживали? Они были осуждены вне разряда, лишены всех прав состояния и повешены 13 июля 1826 года на Кронверкской куртине Петропавловской крепости. Если бы не выжили порубанные генералы Фредерикс и Шеншин, не дай пистолет Кюхельбекера осечку, болтаться бы в петле рядом с ними князю Щепину-Ростовскому и поэту Кюхле. Повезло.
В тот же день Николай издал Манифест, согласно которому было запрещено вменять родственникам осужденных их родство не только в вину, но и в укор: «Сие запрещает закон гражданский и более еще претит закон христианский».
Английский агент писал в своем отчете о том, что строгость императора «была скорее вызвана необходимостью, нежели собственным желанием; она возникла из убеждения, что Россией необходимо управлять твердой и сильной рукой, а не от врожденного чувства жестокосердия или желания угнетать своих подданных».
Главный вывод, который сделал для себя император: дворянство, в которое столь глубоко проник заговор, больше не является оплотом самодержавия, которым оно было почти век. Ни титулованное, ни поместное. Гарантий от повторения мятежа уже не было – бабушка была права: пушками воевать с идеями нельзя. А стало быть, Николаю необходимо решить две важнейшие задачи для наведения порядка в империи: отыскать себе новую надежную опору в государстве вплоть до создания искусственной социальной прослойки и начать прогрессивные реформы, способные убить в себе даже идею возникновения мятежных мыслей.
Ближний круг
Большой вопрос – с кем решать эти задачи? Николай ведь понимал, что довести империю до состояния, когда взбунтовался не какой-нибудь нищий жиган Пугачев, а те, кто его подавлял, означало вести ее к краю гибели. Следовало срочно менять курс. Может, и не очень круто, но очень срочно. В империи кабак, это очевидно, империя живет по законам, принятым в 1649 году Соборным уложением тишайшего царя Алексея Михайловича. Разве это нормально? Нужны новые законы, отвечающие требованиям нового времени. Уложение узаконило позорное рабство в России, над которым смеется вся Европа. Пора выйти из пещеры и крепостное рабство отменить, хотят этого отечественные помещички или не хотят. Мы не Азия, мы – Евразия. Кодификация и отмена крепостного состояния – вот основные задачи, которые Николай объявил приоритетными для себя.
Но кто это будет проводить в жизнь? Прежнее правительство себя скомпрометировало. Государь не зря столь внимательно знакомился с письмами к нему декабристов. Они мятежники, но не дураки – прекрасно видели, что творится в стране, желая это изменить. Бунтовщики, но не предатели – радели за Отечество и кровь за него проливали. Подавляющее большинство – не маньяки и карьеристы, вроде Пестеля с Каховским, а истинные патриоты, мечтавшие не о личной выгоде, а о благе России. Пусть даже «в самом преступном направлении».
Николай тоже мечтал о благе, но в ином направлении. Поэтому ему предстояло значительно обновить руководство государством.
В первую очередь разобраться с пугалом всей империи – графом Аракчеевым, которого равно ненавидели и при дворе, и в армии, и в военных поселениях. Этот козырь у декабристов легче всего было выбить. Уже 20 декабря 1825 года по указу Николая граф Аракчеев был отставлен от дел Государственного совета, Комитета министров, собственной Его Императорского Величества канцелярии. Пока за ним сохранялась должность главноначальствующего над военными поселениями. «Без лести преданный» намек понял правильно, тем более что жизнь его потеряла смысл после смерти сразу двух близких людей – Александра I и экономки-сожительницы Анастасии Минкиной, которую совместными усилиями зарезали замордованные ею дворовые.
Граф, который принципиально не брал взяток (редчайший случай в России всех времен), уже весной подал прошение о бессрочном отпуске для поправки здоровья. Прошение удовлетворили, а на место главноуправляющего с 30 апреля 1826 года назначили Петра Клейнмихеля. Уходя в отставку, Аракчеев написал: «В жизни моей я руководствовался всегда одними правилами – никогда не рассуждал по службе и исполнял приказания буквально, посвящая все время и силы мои службе царской. Знаю, что меня многие не любят, потому что я крут, да что делать? Таким меня Бог создал! Утешаюсь мыслью, что я был полезен».
За ним в отставку отправили и близкого к Аракчееву попечителя Казанского округа Михаила Магницкого, прославившегося тем, что он предлагал разрушить здание Казанского университета из-за «безбожного направления преподавания». По его мнению, наилучшей системой преподавания было бы сделать из университета монастырь. Под его чутким руководством профессора всех факультетов и кафедр, не исключая и медицинских, были обязаны проповедовать преимущество Святого Писания над наукой. Взойдя на трон, Николай лично распорядился проверить деятельность самого Магницкого. После чего выяснилось, что этот «игумен» не только довел университет до ручки, но и допустил колоссальную растрату казенных денег. После чего его отстранили от должности попечителя и наложили секвестр на его имения для покрытия растраты. Самого арестовали и выслали в Ревель.
