Через несколько дней началась бомбардировка крепости с взаимными штыковыми атаками. Попытка черкесской конницы с тылу отвлечь осаждавших не удалась, напоровшись на энергичный отпор со стороны охранявших лагерь черноморцев Бескровного и егерей 13-го полка. В ходе одного из нападений в рукопашной схватке был заколот владетельный черкесский князь Сатуг-Ханаш ибн Цака, которого знали все казаки из-за постоянных набегов на Кубань. Очевидцы рассказывали, что восхищенный князь Меншиков из собственного кармана вынул 100 рублей, подарил их смущенному егерю, пожаловав его к знаку отличия военного ордена. Самого раненного картечью в руку атамана за храбрость произвели в генерал-майоры и наградили орденом Святого Георгия 4-й степени.
В этом бою был тяжело ранен (ядром оторвало руку), как бы его сейчас назвали, «полевой командир» шапсугов Амалат-бек, герой одноименной повести писателя-декабриста Александра Бестужева-Марлинского. Наглядный пример кавказского коварства. Спасенного в свое время от расстрела абрека полковник Верховский взял к себе в денщики, всячески проявляя свое сочувствие и уважение к горским традициям. Однако вскоре тот, дабы завоевать любовь одной из местных горянок, зарезал благодетеля. По повести, предателя с ужасом отвергли и сама красавица, и односельчане. Действительность еще печальнее: искалеченный, он укрылся в одном из аулов, где прожил остаток жизни в нищете и умер от оспы.
28 мая турки и черкесы предприняли отчаянную попытку двойным ударом деблокировать крепость. Кровавое побоище закончилось полным разгромом осажденных и гибелью князя Темрюка. Причем зашедшие в тыл туркам черноморцы отбили всю артиллерию, отрезали османов от крепости, а затем загнали около 700 янычаров на высокую кручу и пиками посбрасывали их в пропасть. Как на первобытной охоте на мустангов. Именно на этой скале впоследствии было основано укрепление, названное в честь Бескровного Алексеевским.
После такого поражения Чатыр-Осман-оглы предпочел больше не искушать судьбу и сдать крепость. Предварительно, конечно, выговорив условие для себя и всех женатых турок быть отпущенными на свободу. В плен попали 4 тысячи турок, 29 знамен и 85 орудий.
12 июня 1828 года крепость салютовала флагу российского начальника морского штаба (более престижного не нашли), взвившемуся над одним из уцелевших бастионов.
На следующий день флигель-адьютант граф Толстой был отправлен на пароходе «Метеор» к государю с донесением о сдаче Анапы и для поднесения ключей и флага крепости. Вместе с тем князь Меншиков в рапорте из лагеря под Анапой от 12 июня за № 7 излагал Николаю I подробности сдачи: «Анапа покорилась сего числа державе Вашего Императорского Величества. Увенчанное успехом сражение, бывшее 28 числа минувшего мая, подало возможность учредить прочную цирконвалационную линию, примыкающую обоими флангами к морю, поперек Анапского мыса, совершенно прекратить сношение крепости с горцами и обеспечить тыл осадных работ. За сим прикрытием апроши доведены были до гребня гласиса, начат был спуск в ров и довершены проломы в двух бастионах и куртине их соединяющей. Неприятель, не дерзнув выдержать приступа, покорился, и войска Вашего Императорского Величества вошли в крепость чрез пролом сей, на коем поднят был для возвещения флаг начальника морского штаба, с учреждения оного в первый раз развевающийся и, к личному счастию моему, развевающийся ныне знаменем победы».
Рабовладельческая лавочка закрылась. Император приказал уничтожить все ее укрепления, оставив лишь восточные ворота в память о славных штурмах.
Николай наконец дорвался до командования. 8 июля 1828 года ему лично предстояло руководить войсками во время Буланлыкского сражения. По свидетельству одного очевидцев: «Спокойствие и выдержанность, с которыми Его Величество отдавал свои распоряжения, были удивительны и достойны самого опытного генерала. Ни одного нетерпеливого движения, ни одной вспышки даже тогда, когда адъютанты, плохо поняв его приказания, осмеливались просить их повторить. Он объяснял их им с такой ясностью и точностью, которые возбуждали удивление у офицеров, уже опытных в командовании войсками». Сам же император сделал своей ставкой стоящий на рейде осажденной Варны фрегат «Париж», откуда аккуратно слал Дибичу тщательно составленные донесения. Как старательный подчиненный своему командиру.
Интересно, что великий князь Михаил Павлович, награжденный после победы под Браиловом орденом Святого Георгия 2-й степени, отказался надеть его, посчитав, что достиг успеха слишком дорогой ценой. Тогда Николай удостоил брата шпагой с надписью «За храбрость» с лаврами и алмазными украшениями.
Высвободившиеся войска Меншикова были срочно переброшены в Болгарию, где осадили Шумлу, Силистрию и Варну. Однако взять удалось лишь Варну усилиями командующего штурмом – будущего губернатора Новороссии Михаила Воронцова, ибо осаждавших начала косить чума и дизентерия. Только за две кампании 1828–1829 годов от одних болезней русские потеряли около 100 тысяч, в то время как число погибших в боях не превышало 10 тысяч. Сам Витгенштейн подал прошение об отставке по состоянию здоровья, да и императора уговорили убраться из заразных краев подобру-поздорову. В своем разговоре с французским посланником при берлинском дворе графом Агу Николай заметил, что если войне не суждено кончиться в 1829 году, то он предпримет третью, четвертую, пятую кампании; что он очень сожалеет о необходимости пролить столько крови и принести столько жертв из-за мало значащих, по-видимому, причин, но что честь и достоинство его империи, равно как личное положение его как преемника императора Александра не позволяют ему отклоняться от принятого непоколебимого решения. При этом Николай подчеркнул, что он отказывается от всяких завоеваний и будет довольствоваться одним вознаграждением за военные издержки.
Сменивший Витгенштейна граф Дибич умелыми маневрами загнал визиря Решид-пашу в глухомань у деревни Кулевчи и наголову разгромил его 30 мая 1829 года. Окрыленное победой чумное войско неудержимо рвануло вперед, перевалило через Балканский хребет, считавшийся дотоле непроходимым, и с ходу взяло древнюю Месемврию, Ахиоло и Бургас. В июле Дибич уже щелкал турецкие корпуса как орехи – Айдос, Карнабат, Сливно падали к его ногам, как перезревшие груши. Султан спохватился, что под ударом уже новая столица Адрианополь. Но пока спохватился, гренадеры Дибича уже маршировали по улицам еще древнеримского города. Параллельно стремительным ударом была взята София, и авангарды вышли к Филиппо – полю. Потаенная мечта Екатерины Великой о восстановлении Греческой империи и прибитии щита к вратам Царь-града обретала реальность при ее внуке.
Султан взмолился о пощаде, послав к Дибичу парламентеров. Однако тот, стряхивая с мундира чумных блох, постучал саблей по карте и заявил согбенным туркам, что если до 1 сентября не увидит конкретных предложений, эскадры Грейга и Гейдена, направившиеся к Стамбулу, разнесут бухту Золотой Рог в клочья (после Наваринского погрома добрые русичи оставили туркам всего 10 военных судов, которые в то время застряли в Босфоре и не составили компанию землякам на дне Наваринской бухты).
Одновременно на Кавказе Паскевич одного за другим молотил Гакки-пашу и Гаджи Салеха, взяв Эрзерум и Байбурт. Два фронта султана оглушительно треснули.
