Однако неистовый Герцен в «Былом и думах» так отзывался о нем: «Дубельт – лицо оригинальное, он наверное умнее всего Третьего и всех трех отделений Собственной канцелярии. Исхудалое лицо его, оттененное длинными светлыми усами, усталый взгляд, особенно рытвины на щеках и на лбу ясно свидетельствовали, что много страстей боролось в этой груди, прежде чем голубой мундир победил или, лучше, накрыл все, что там было. Черты его имели что-то волчье и даже лисье, то есть выражали тонкую смышленость хищных зверей, вместе уклончивость и заносчивость. Он был всегда учтив».
В ответ Дубельт тоже не пожалел для Герцена нескольких теплых слов: «У меня три тысячи десятин жалованного леса, и я не знаю такого гадкого дерева, на котором бы я его повесил».
Но тот же Герцен и пытался сохранить беспристрастность, повествуя о жандармах: «Большая часть между ними были довольно добрые люди, вовсе не шпионы, а люди, случайно занесенные в жандармский дивизион. Молодые дворяне, мало или ничему не учившиеся, без состояния, не зная, куда приклонить главы, они были жандармами, потому что не нашли другого дела… Нельзя быть шпионом, торгашом чужого разврата и честным человеком, но можно быть жандармским офицером, не утратив всего человеческого достоинства».
Зарубежная агентурная деятельность больше полна мифами, чем реальными достижениями отделения. Собственной агентуры у него не было, а прирожденные шпионы из дипломатического корпуса своими агентами делиться не собирались – сказывалась вражда ведомств. Так что некоторое оживление заграничной работы было связано лишь с польским восстанием 1830–1831 годов и слабенькой слежкой за наиболее «отвязными» вольнодумцами вроде Герцена и Михаила Бакунина.
Можно ли сказать, что деятельность отделения вызывала в обществе страх? Маловероятно, слишком уж слабым было влияние жандармов на умы обывателей. Презрение? В военной среде любой иной род войск, кроме собственного, вызывал пренебрежение. Жандармы же, особенно не купаясь в чинах и наградах, просто получали возможность более свободного «бизнеса» в свою пользу.
К примеру, Дубельт состоял пайщиком в крупном игровом притоне Политковского и на вырученные средства покупал имения, записываемые на имя столь противящейся поначалу его мундиру супруги. Бенкендорф состоял членом ряда крупных акционерных обществ и тоже не брезговал получать дивиденды. О взятках младшим чинам ходили слухи, чаще необоснованные, о слухах о взяточничестве в любом ином ведомстве. Такая уж у нас национальная традиция.
Можно ли говорить, что отделение выполнило ту роль, которую отводил ему Николай? Наверняка. В первые пять лет его существования в империи вообще не отмечено создания ни одного тайного общества. Впоследствии, исключая волнения в военных поселениях, польский мятеж и разгром кружка петрашевцев, никаких заметных оппозиционных движений в стране не существовало. Напротив, маркиз де Кюстин лишь бичевал россиян за рабскую покорность и нежелание биться за свои свободы. Как лично он их понимал, удивленный наличием в империи клопов.
Можно ли говорить о засилье жандармов в России и их беспределе? Декабрист Пестель, расписывая будущее устройство страны после возможной победы заговорщиков, определял общее количество жандармов, необходимых ему для поддержания диктатуры Временного Верховного Правления. Для Пестеля считалось вполне нормальным содержание жандармского корпуса в городах в количестве 50 тысяч, на периферии – 62,9 тысячи (всего 112,9 тысячи). Иначе декабрист не понимал, как можно держать в революционном повиновении огромную страну.
У «держиморды» Николая в списочном составе корпуса жандармов на 5 июля 1835 года значилось: «генералов – 6, штаб-офицеров – 81, обер-офицеров – 169, унтер-офицеров – 453, музыкантов – 26, рядовых – 2940, нестроевых – 175, лошадей строевых – 3340». Итого – 3850, включая музыкантов и нестроевых, исключая лошадок. К этому надо добавить, конечно, и личный состав основной либеральной страшилки – Третьего отделения СЕИВК, включавшей в себя целых 32 человека. Такой вот ужастик.
Проект графа А. Бенкендорфа об устройстве высшей полиции
События 14 декабря и страшный заговор, подготовлявший уже более 10 лет эти события, вполне доказывают ничтожество нашей полиции и необходимость организовать новую полицейскую власть по обдуманному плану, приведенному как можно быстрее в исполнение.
Тайная полиция почти немыслима, честные люди боятся ее, а бездельники легко осваиваются с ней.
Вскрытие корреспонденции составляет одно из средств тайной полиции, и притом самое лучшее, так как оно действует постоянно и обнимает все пункты империи. Для этого нужно лишь иметь в некоторых городах почтмейстеров, известных своею честностью и усердием. Такими пунктами являются Петербург, Москва, Киев, Вильно, Рига, Харьков, Одесса, Казань и Тобольск.
Для того чтобы полиция была хороша и обнимала все пункты империи, необходимо, чтобы она подчинялась системе строгой централизации, чтобы ее боялись и уважали и чтобы уважение это было внушено нравственными качествами ее главного начальника.
Он должен бы носить звание министра полиции и инспектора корпуса жандармов в столице и в провинции. Одно это звание дало бы ему возможность пользоваться мнениями честных людей, которые пожелали бы предупредить правительство о каком-нибудь заговоре или сообщить ему какие-нибудь интересные новости. Злодеи, интриганы и люди недалекие, раскаявшись в своих ошибках или стараясь искупить свою вину доносом, будут по крайней мере знать, куда им обратиться. К этому начальнику стекались бы сведения от всех жандармских офицеров, рассеянных во всех городах России и во всех частях войска: это дало бы возможность заместить на эти места людей честных и способных, которые часто брезгают ролью тайных шпионов, но, нося мундир, как чиновники правительства, считают долгом ревностно исполнять эту обязанность.
Чины, кресты, благодарность служат для офицера лучшим поощрением, нежели денежные награды, но для тайных агентов не имеют такого значения, и они нередко служат шпионами за и против правительства. Министру полиции придется путешествовать ежегодно, бывать время от времени на больших ярмарках, при заключении контрактов, где ему легче приобрести нужные связи и склонить на свою сторону людей, стремящихся к наживе.
Его проницательность подскажет ему, что не следует особенно доверять кому бы то ни было. Даже правитель канцелярии его не должен знать всех служащих у него и агентов.
Личная выгода и опасение лишиться чрезвычайно доходного места будут ручательством в верности этого правителя канцелярии относительно тех дел, которые должны быть известны ему.
Гражданские и военные министры и даже частные лица встретят поддержку и помощь со стороны полиции, организованной в этом смысле.
Полиция эта должна употребить всевозможные старания, чтобы приобрести нравственную силу, которая во всяком деле служит лучшей гарантией успеха. Всякий порядочный человек сознает необходимость бдительной полиции, охраняющей спокойствие общества и предупреждающей беспорядки и преступления. Но всякий опасается полиции, опирающейся на доносы и интриги.
