Зато таможенный доход при нем вырос в 2,5 раза (с 11 до 26 миллионов рублей серебром), сумма прямых налогов – на 10 миллионов рублей. Еще одной мощной статьей дохода стала реформа питейных сборов. Вечные игрушки российских властей с пошлинами на алкоголь и введение очередной винной монополии, как обычно, привели к массовым недовольствам. При Гурьеве первоначально сборы выросли, но вскоре из-за повального взяточничества и воровства в казенном управлении упали еще ниже первоначального. Дальше так продолжаться не могло.
Придя к власти, Николай приказал навести порядок с монополией. Канкрин предложил на выбор: сохранение монополии, восстановление уже существовавшей до недавнего времени системы винных откупов, когда с торгов частным лицам сдавал права на эксплуатацию казенной монополии, или систему свободной торговли при акцизе, который собирался бы с каждой бутылки. Выпили, обмозговали и пришли к выводу, что при существующем уровне коррупции в империи единственной действенной мерой станут именно откупа с гарантированной суммой, ибо во всех иных случаях желавшие всегда смогут за взятки увильнуть от выплаты пошлин. Николай, совершенно доверявший министру, черкнул: «Быть по сему». Откупы начали давать почти четверть всех фискальных сборов, увеличившись на 81 миллион рублей.
Для покрытия послевоенного дефицита бюджета Канкрину ничего не оставалось, как прибегнуть к иностранным займам. В 1828–1829, 1831, 1832, 1840, 1843 годах были проведены иностранные заимствования, но теперь уже по нормальному, а не грабительскому проценту – 5,42 % (всего 92,2 миллиона рублей серебром).
Девизом Канкрина было: «Не ломать, а улучшать». Исповедуя этот принцип, он не отступал от пяти правил: 1) бережливость и экономия; 2) осторожность в пользовании государственным кредитом: 3) крайняя осторожность в установлении новых налогов; 4) поднятие отечественной промышленности; 5) упрочение денежной системы. Неизменно следуя этой программе, Канкрин в очень сложных обстоятельствах николаевского царствования развил и укрепил русскую финансовую систему, сделав российский рубль одной из престижных денежных единиц Европы.
Денежная реформа считается главной заслугой министра за весь период его службы. Она стартовала 1 июля 1839 года с опубликования манифеста «Об устройстве денежной системы», предусматривавшем для изъятия излишней ассигнационной массы все сделки исчислять только в серебре. Главным средством платежа становился серебряный рубль, а ассигнации должны были приниматься по неизменному курсу 3,5 рубля за серебряный рубль. Ранее в различных местах за него давали от 3,5 до 4,2 рубля.
Одновременно учреждалась Депозитная касса серебряной монеты при Государственном коммерческом банке, чьи депозитные билеты имели хождение наравне с серебряной монетой без всякого лажа (надбавки в цене за «бумажные деньги» по сравнению с металлическими). Касса принимала на хранение серебро, выдавая депозитки, обеспеченные госгарантиями, достоинством в 3, 5, 10, 25, 50 и 100 рублей. Неудобный и тяжелый металл был мигом обменян на бумагу с твердой гарантией – за несколько месяцев 1842 года было внесено в кассу свыше 25 миллионов рублей серебра, на следующий год еще на 12 миллионов. Это привело к тому, что теперь казна смогла печатать депозитки, строго обеспеченные серебром на общую сумму в 40 миллионов рублей.
На следующем этапе реформы с 1843 года ассигнации были девальвированы, и вместо них начали выдавать кредитные билеты из расчета 3,5 к 1 рублю. Кредитки также были обеспечены серебром и золотом на 35–40 %, которое выдавалось в банке по первому требованию предъявителя.
Кредитки должны были окончательно ликвидировать ассигнации массой 595 миллионов рублей, для чего необходимо было с учетом понижательного дисконта иметь в наличности в казне постоянно лишь 28,5 миллиона рублей серебром. В итоге этой гигантской операции замены в казне оказалось дополнительно 66 миллионов рублей звонкой монетой, которая позволила поддерживать финансы империи до самой Крымской войны.
К тому же в обращение были выпущены золотые империалы и полуимпериалы (10 и 5 рублей), которые обменивались на кредитки с 3 %-ной наценкой-лажем.
Кроме того, не допуская организации эмиссионных акционерных банков, выдававших ссуды банковскими билетами, Канкрин провел понижение процента, платимого государственными кредитными учреждениями по вкладам, с 5 до 4 % и взимаемого по ссудам с 6 до 5 %. В 1842 году при его участии были созданы сберегательные кассы, принимавшие вклады от 50 копеек до 750 рублей. Возникли первые страховые общества: огневого страхования (1827) и личного страхования (1835). Был увеличен гербовый сбор, введен акциз на табак. Однако, поддерживая фабричное производство, Канкрин не понимал и не верил в развитие железных дорог, приносивших казне в то время одни убытки.
Реформы дорого обошлись Канкрину – в два инсульта 1842 и 1845 годов. Ему не верили, на него собирали компромат, пытались оклеветать перед самодержцем, но Николай как раз горой стоял за «аракчеевского» министра и сдавать его не собирался. К тому же тот, в отличие от многих, умел отстаивать свою правоту. Как-то сам Николай со смехом вспоминал: «Бывало, придет ко мне Канкрин в туфлях (страдал ревматизмом, ему разрешалось в виде особого исключения. – Авт.), греет у камина спину и на всякое мое слово говорит: нельзя, ваше величество, никак нельзя…»
Более того, государь наградил его высшим орденом империи – Андрея Первозванного с формулировкой: «За 8-летнее управление Министерством финансов, отличную благоразумную попечительность и непоколебимое рвение к благоустройству сей важной части Государственного управления, за многие полезные предначертания, точное исполнение оных и бдительный надзор, при коих доходы Государства, при всех обстоятельствах, не только удержаны от упадка, но и важные, чрезвычайные расходы по войнам с Персией и Турцией и по неожиданным событиям в Царстве Польском и в западных губерниях, успешно удовлетворены, мануфактуре и промышленности отечественным дано быстрое, полезное направление».
Однако орденом здоровья не поправишь. В 1844 году Канкрин ушел в отставку, а вскоре скончался. Его портфель перешел к Федору Вронченко, который ни по силе мысли, ни по размаху задумок в подметки не годился предшественнику.
Тем не менее финансовая система Канкрина и при нем первое время прекрасно функционировала, дотянув страну до катастрофы Крымской войны. Скажем, накануне войны количество обращавшихся кредитных денег было 311 миллионов рублей при наличии «металлического фонда» в размере 123 миллионов рублей, что позволяло обеспечить безостановочный их размен и поддерживать их курс al pari (соответствие биржевого курса валюты, ценных бумаг и переводных векселей их номинальной стоимости. – Авт.).
Рельсовая война
С поправлением бюджетных дел появилась возможность вкладывать свободные суммы в промышленное развитие страны, сильно отставшей за какое-то десятилетие внутренних неурядиц и внешних войн от ведущих стран Европы. Паровые машины вовсю пыхтели уже в Германии, Англии, Франции, Австрии, Бельгии, Нидерландах, пока в России при наличии огромной дармовой крепостной рабочей силы предпочитали баржи тягать бурлаками, грузы возить ямщиками, руду долбить кайлом, землю пахать деревянной сохой. Все как при князе Владимире Красно Солнышко, почти тысячелетием ранее. Отсюда низкая урожайность, периодический голод, зависимость от импорта и изобретений «хитрого немца». Век пара, электричества и телеграфа оставался за пределами границ империи. Надо было срочно что-то делать.
