Все это требовало не только огромных физических усилий из-за сложности тогдашнего передвижения, но и честных исполнительных чиновников. А вот как раз таки с ними был большой напряг. К примеру, в беседе с флигель-адъютантом полковником Павлом Киселевым еще в 1816 году император Александр I жаловался: «Всего сделать вдруг нельзя; обстоятельства до нынешнего времени не позволяли заняться внутренними делами, как было бы желательно… Мы должны теперь идти ровными шагами с Европою; в последнее время она столько просветилась, что по нынешнему положению нашему оставаться позади мы уже не можем; но на все надо время, всего вдруг сделать нельзя; уменьшать злоупотребления, конечно, должно, но один всего не успеешь сделать, помощников нет, кругом видишь обман… Я знаю, что в управлении большая часть людей должна быть переменена, и ты справедлив, что зло происходит как от высших, так и от дурного выбора низших чиновников; но где их взять? Я и 52 губернаторов выбрать не могу, а надо тысячи».
При Николае надо было уже не тысячи, а с ростом аппарата десятки тысяч. Но где их было взять? Управленческих кадров малочисленные университеты почти не готовили.
Их надо было готовить, однако и здесь императора достал его же собственный бумеранг. Милитаризация аппарата привела к тому, что народным просвещением ведал престарелый генерал от инфантерии князь Карл Ливен, безнадежно далекий от этого самого просвещения. Все его военные подвиги остались во времена Екатерины, а правительственное кресло он использовал лишь для популяризации Евангельского библейского общества, которое, собственно, распространялось лишь на отечественных лютеран, коих в православной империи было явное меньшинство.
Император слишком поздно это осознал, но по крайней мере спохватился и отправил генерала на заслуженный покой, заменив его страстным и энергичным президентом Российской академии наук Сергеем Уваровым, у которого не было военного чина. На императора глубокое впечатление произвела его записка в 1831 году, в которой тот высказал близкую Николаю мысль, обосновывавшую необходимость просвещения крепостных крестьян до их освобождения.
Уваров был одним из организаторов литературного общества «Арзамас», водил дружбу со многими «властителями дум» своего времени – Пушкиным, Жуковским, Вяземским, Батюшковым, Вигелем и др. Николая даже не смутило, что в числе его знакомцев состояли бывшие декабристы – Михаил Орлов, братья Тургеневы. На его энергию на ниве образования специалистов в нужном империи ключе император и рассчитывал, ибо «александровские» попечители образования совершенно дискредитировали саму идею просвещения.
21 марта 1833 года, заступая на свой пост, Уваров разослал циркуляр попечителям учебных округов, в котором провозглашались «титульные» принципы правления государя: «Наша обязанность состоит в том, чтобы народное образование, согласно с Высочайшим намерением Августейшего Монарха, совершалось в соединенном духе Православия, Самодержавия и Народности».
На этих трех китах Николай и намеревался тащить вперед телегу российской государственности.
О некоторых общих началах, могущих служить руководством при управлении Министерством Народного Просвещения
Доложено Его Величеству 19 ноября 1833. Уваров
По вступлению моему с высочайшего Вашего Императорского Величества повеления в должность Министра Народного Просвещения, употребил я, так сказать, заглавным местом, лозунгом моего управления, следующие выражения: «Народное воспитание должно совершаться в соединенном духе Православия, Самодержавия и Народности». Вместе с сим считаю себя обязанным представить Вашему Величеству краткий, но чистосердечный отчет в моих понятиях о важном начале, мною принимаемом в руководство: посреди всеобщего падения религиозных и гражданских учреждений в Европе, не взирая на повсеместное распространение разрушительных начал, Россия, к счастию, сохранила доселе теплую веру к некоторым религиозным, моральным и политическим понятиям, ей исключительно принадлежащим. В сих понятиях, в сих священных остатках ее народности, находится и весь залог будущего ее жребия. Правительству, конечно, в особенности Высочайше вверенному мне министерству, принадлежит собрать их в одно целое и связать ими якорь нашего спасения, но сии начала, рассеянные преждевременным и поверхностным просвещением, мечтательными, неудачными опытами, сии начала без единодушия, без общего средоточия, и коим в течение последних 30-ти лет предстояла беспрерывная борьба продолжительная и упрямая, как согласить их с настоящим расположением умов? Успеем ли мы включить их в систему общего образования, которая соединяла бы выгоды нашего времени с преданиями прошедшего и надеждами будущего? Как учредить у нас народное воспитание, соответствующее нашему порядку вещей и не чуждое Европейского духа? По какому правилу следует действовать в отношении к Европейскому просвещению, к Европейским идеям, без коих мы не можем уже обойтись, но которые без искусного обуздания их грозят нам неминуемой гибелью? Чья рука и сильная и опытная, может удержать стремление умов в границах порядка и тишины и откинуть все, что могло бы нарушить общее устройство? Тут представляется во всем объеме Государственная задача, которую мы принуждены решить без отлагательства, задача, от коей зависит судьба Отечества, – задача столь трудная, что одно простое изложение оной приводит в изумление всякого здравомыслящего. Углубляясь в рассмотрение предмета и изыскивая те начала, которые составляют собственность России (а каждая земля, каждый народ имеет таковой Палладиум), открывается ясно, что таковых начал, без коих Россия т может благоденствовать, усиливаться, жить – имеем мы три главных: 1) Православная Вера. 2) Самодержавие. 3) Народность.
Без любви к Вере предков, народ, как и частный человек, должны погибнуть; ослабить в них Веру – то же самое, что лишать их крови и вырвать сердце. Это было бы готовить им низшую степень в моральном и политическом предназначении. Это было бы измена в пространном смысле. Довольно одной народной гордости, чтобы почувствовать негодование при такой мысли. Человек, преданный Государю и Отечеству, столько же мало согласится на утрату одного из догматов нашей Церкви, сколько и на похищение одного перла из венца Мономаха. Самодержавие представляет главное условие политического существования России в настоящем ее виде. Пусть мечтатели обманывают себя самих и видят в туманных выражениях какой-то порядок вещей, соответствующий их теориям, их предрассудкам; можно их уверить, что они не знают России, не знают ее положения, ее нужд, ее желаний. Можно сказать им, что от сего смешного пристрастия к Европейским формам мы вредим собственным учреждениям нашим; что страсть к нововведениям расстраивает естественные сношения всех членов Государства между собою и препятствует мирному, постепенному развитию его сил. Русский Колосс упирается на самодержавии, как на краеугольном камне; рука, прикоснувшаяся к подножию, потрясает весь состав Государственный. Эту истину чувствует неисчислимое большинство между Русскими; они чувствуют оную в полной мере, хотя и поставлены между собой на разных степенях и различествуют в просвещении и в образе мыслей, и в отношениях к Правительству. Эта истина должна присутствовать и развиваться в народном воспитании. Правительство не нуждается, конечно, в похвальных себе словах, но может ли оно не пещись о том, чтобы спасительное убеждение, что Россия живет и охраняется спасительным духом Самодержавия, сильного, человеколюбивого, просвещенного, обращалось в неоспоримый факт, долженствующий одушевлять всех и каждого, во дни спокойствия, как и в минуты бури?
