Так, к примеру, Е.А. Мельникова в энциклопедии «Древняя Русь в средневеком мире» полагает, что термин «русь» происходит от финского слова ruotsi, которым финны именуют современных шведов, ранее обозначающее гребцов, точнее, участников походов на гребных судах. Отсюда: Рослаген – прибрежная область на востоке Средней Швеции, разделенная на «корабельные округа». По ее мнению, данное этнопрофессиональное обозначение скандинавов возникло в прибалтийско-финской среде в V–VII вв. а в VIII – первой половине X в. распространяется среди восточных славян, арабов, в Византии в этническом и этносоциальном значениях «скандинавы» и «древнерусская военная элита» по преимуществу скандинавского происхождения. К середине X в. наименование «русь» и прилагательное «руський, рустий» теряет изначальное этническое значение (для обозначения скандинавов используется новый термин – варяг) и распространяется на новую военную знать и ее постоянный военный контингент, включающий как скандинавов, так и славян и финнов.
Выше мы уже отмечали, что название шведского побережья Рослаген впервые встречается в источниках лишь с рубежа XV–XVI вв. Более того, есть основания полагать, что в «эпоху викингов» его просто не существовало. В геологическом отношении Скандинавский полуостров из-за движения литосферных плит испытывает подъем, и его побережье постепенно поднимается над уровнем моря. В построениях Е.А. Мельниковой можно заметить и логические неточности, когда термин «русь» путем нехитрых подстановок превращается из профессионального термина в этносоциальный, а затем в этнический. Укажем и на прямые ошибки – термин «варяг» появляется не в середине X в., как утверждает исследовательница, а много раньше, поскольку встречается уже в недатированной части «Повести временных лет»
[304].
Разумеется, такую очевидную ошибку она, по определению, не могла не заметить, и находит выход из данной ситуации в том, что приписывает термину «варяг» два значения. Первое встречается в недатированной части Начальной летописи и «Сказании о призвании варягов» и является собирательным обозначением скандинавских народов в противоположность конкретным этнонимам (дань – даны, свей – жители Средней Швеции, урмане – норвежцы, гъте – готландцы). Второе является наименованием скандинавских воинов и купцов, приходивших на Русь, в противопоставлении наименования русь как обозначению великокняжеской данастии и «русской» военной элиты (впервые в рассказе о походах Олега и Игоря на Константинополь).
Во всех этих рассуждениях настойчиво проходит идея о скандинавском происхождении русов и варягов, но не приводится ни одного аргумента в пользу данного утверждения. Обращение к источникам показывает, что «Повесть временных лет» нигде не называет варягов скандинавами. Утверждение об их скандинавском происхождении является лишь домыслом исследователей, который покоится всего на двух столпах – скандинавских именах первых русских князей и названиях Днепровских порогов в сочинении Константина Багрянородного на «росском» и славянском языках.
Однако скандинавская этимология имен – источник не слишком надежный. Действительно, родоначальник русской княжеской династии – Рюрик, его братья Синеус и Трувор и все первые русские князья до Святослава имели скандинавские имена. В иностранных источниках того времени они также приводятся в форме, приближенной к скандинавскому звучанию. В частности, князь Олег именуется как «царь Русин Х-л-г» в известном Кембриджском документе середины X в.
[305] Княгиня Ольга в византийских источниках упоминается как Хелга или Эльга
[306], что находит соответствие в древнескандинавском имени Helga. Лиутпранд Кремонский, посол итальянского короля Беренгара II в Византию, в середине X в. говорит о более чем тысяче кораблей у «короля русов Нигере»
[307], в котором узнаем сына Рюрика Игоря.
Обратившись к договору Олега с греками, пересказ которого содержится в «Повести временных лет», видим, что русов в Константинополе представляли 15 послов, имена которых перечислены в источнике: «Мы от рода рускаго: Карлы, Инегелдъ, Фарлоф, Веремуд, Рулавъ, Гуды, Руалдъ, Карнъ, Фрелавъ, Руаръ, Актеву, Труанъ, Лидул, Фаст, Стемид»
[308]. Большинство н. э.их имен следует признать по происхождению скандинавскими.
Но значит ли это, что перед нами серьезный довод в пользу скандинавских корней русской знати? Общеизвестно, что на имена, как и на все в этом мире, существует мода. Скажем, в России после революции 1917 г. широко распространились имена: Вилен (Владимир Ильич Ленин), Марклен (Маркс, Ленин), Октябрина (в честь революции), Тимур (после выхода в свет книги А.П. Гайдара), не говоря уже о ставших мишенью анекдотов таких именах, как Даздраперма (Да здравствует Первое мая) и Оюшминальда (Отто Юльевич Шмидт на льдине). После полета первого космонавта Ю.А. Гагарина мальчиков массово стали называть Юриями.
Это явление характерно не только для нашей страны. По информации Национальной статистической службы Великобритании, изучившей более 34 млн британских и ирландских записей о рождении с 1530 по 2005 г., в Англии мода на имена, к примеру, в XX в. существенно менялась каждые десять лет. Любопытно, что в истории Англии, современной времени первых русских князей, также увидим аналогичную картину – моду на скандинавские имена среди английской знати. Впрочем, как и в Древней Руси, она довольно быстро сошла на нет.
Осознавая уязвимость подобных ономастических доводов, сторонники норманнской теории выдвинули еще один аргумент – в сочинении византийского императора Константина Багрянородного названия Днепровских порогов приводятся на двух языках: «росском» и славянском. При этом для большинства «росских» названий может быть предложена скандинавская этимология, в частности из старонорвежского языка. Именно скандинавская этимология русских названий Днепровских порогов, по Константину Багрянородному, рассматривалась рядом историков как одно из главнейших доказательств скандинавского происхождения русов.
Но и его можно легко оспорить. Приведем описание Днепровских порогов по тексту византийского императора: «И в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они спускаются в Витичеву, которая является крепостью-пактиотом росов, и, собравшись там в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр. Прежде всего они приходят к первому порогу, нарекаемому Эссупи, что означает по-росски и по-славянски «Не спи». Порог [этот] столь же узок, как пространство циканистирия, а посередине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издает громкий страшный гул. Ввиду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами [дно, волокут их], чтобы не натолкнуться на какой-либо камень. Так они делают, одни у носа, другие посередине, а третьи у кормы, толкая [ее] шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог по изгибу у берега реки. Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски Улворси, а по-славянски Островунипрах, что значит «Островок порога». Он подобен первому, тяжек и трудно проходим. И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде. Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый Геландри, что по-славянски означает «Шум порога», а затем так же – четвертый порог, огромный, нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны. Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за пачинакитов. А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сю сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают. Подступив же к пятому порогу, называемому по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах, ибо он образует большую заводь, и переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как на первом и на втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанди, а по-славянски Беручи, что означает «Кипение воды», и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как «Малый порог». Затем достигают так называемой переправы Крария, через которую переправляются херсониты, [идя] из Росии, и пачинакиты на пути к Херсону»
[309].
