Глава 9
Борьба за торговые пути. Принятие христианства
Соперничество с Хазарским каганатом и Византией. Принятие христианства
К началу X в. Олегу, судя по «Повести временных лет», удалось в той или иной форме собрать под своей властью практически все восточнославянские племена. После этого на авансцену внешней политики Древнерусского государства выдвинулись два взаимосвязанных направления: византийское и восточное. Во многом это было связано с желанием первых русских князей взять под свой контроль огромный поток товаров, проходивший через Восточную Европу. Практически целиком он шел в Константинополь, выступавший основным центром тогдашней мировой торговли. По богатству, качеству и обилию товаров город не знал себе равных в Европе и на Ближнем Востоке. Численность его населения в IX–XI вв. определяют цифрой от 200 до 500 тыс. человек.
Транзитная торговля была крайне выгодна и для русских князей: следуя тогдашней общепринятой практике, за право безопасного прохода через свои владения они взимали с проезжавших торговцев до одной десятой цены товара
[340].
Однако вскоре у Рюрика и его рода появились соперники в лице киевских властителей Аскольда и Дира, также желавших контролировать торговые потоки. Как уже говорилось выше, именно конкуренцией с ними был вызван поход Олега и захват им Киева в 882 г.
Внешняя торговля того времени имела ту характерную черту, что купец зачастую одновременно являлся и воином.
В источниках сохранились известия о нескольких военных экспедициях русов на Византию. В силу скудости и противоречивости известий авторов, отсутствия сведений об этих походах в древнерусских источниках данные о них во многом дискуссионны.
Первые набеги русь совершила на черноморские владения Византии. Сообщение об одном из таких набегов в VIII в. содержится в Житии Стефана Сурожского. Оно дошло до нас в двух переводах с греческого – армянском конца XIII – начала XIV в. и русском, составленном в XIV–XV вв. Источник содержит рассказ о нападении новгородцев под началом князя Бравлина на Крымское побережье. После десятидневной осады город был взят, и начался его грабеж. Сам князь попытался овладеть сокровищами местного собора, где покоились мощи святого Стефана Сурожского. Но у гроба святого он был остановлен тяжелым недугом. После того как Бравлин приказал прекратить разорение города и вернуть жителям награбленное, болезнь отступила, а Бравлин принял крещение, которое совершил преемник святого Стефана – Филарет. Однако в армянской версии жития нет никаких сведений о русах и их вожде. Вместо этого нападение совершает безымянный «злой и неверный народ» во главе с неким Пролисом. Все это свидетельствует, что никаких известий о русах в греческом оригинале жития не было, и этот сюжет не может быть использован как свидетельство ранних походов русов на Византию. Еще одно подобное сообщение содержится в памятнике византийской агиографии IX в. – Житии Георгия Амастридского. В нем говорится о нашествии на город Амастриду (на юго-западном побережье Черного моря) в 830-х гг. «варваров росов – народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого»
[341]. Однако относительно реальности данного набега среди историков идут споры.
Первое достоверно известное нападение русов на Константинополь датируется июнем 860 г. Согласно византийским источникам, главным образом проповедям очевидца событий – патриарха Фотия, около 200 кораблей русов,
воспользовавшись отсутствием императора Михаила III, подступили к городу. Были разграблены селения по берегам Босфора, Принцевы острова и некоторые населенные пункты на островах Мраморного моря. По словам Фотия, этот набег принес «варварам» несметные богатства. На обратном пути их застал шторм на Черном море, уничтоживший почти весь их флот, что было воспринято как заступничество Богородицы и победа над врагом. Византийские источники («Окружное послание» Фотия, «Жизнеописание императора Василия I») сообщают, что позднее был заключен договор, согласно которому верхушкой русов было принято христианство, и к ним был отправлен архиепископ для организации церкви на Руси
[342]. Указанные источники не называют имен предводителей русов. Тем не менее исследователи отождествляют этот набег с походом Аскольда и Дира на Константинополь, о котором «Повесть временных лет» сообщает под 866 г.
[343]
В историографии сложилась устойчивая оценка, что данные набеги носили грабительский и разведывательный характер. Однако исследователи не обращают внимания на то, что главной их целью были не грабежи, а стремление добиться того, чтобы русские купцы имели возможность непосредственно самим торговать с Византией, не прибегая к услугам иностранных посредников, как это можно наблюдать на позднейшем примере русской торговли через Архангельск в XVII в.
Поставленной цели удалось добиться лишь в начале X в. Поход Олега на Константинополь, датируемый Начальной летописью 907 г.
[344], преследовал в первую очередь обеспечение регулярной торговли с Византией, являвшейся крупнейшим рынком сбыта дани, получаемой русскими князьями с подвластных племен во время полюдья. Он завершился соглашением под стенами города, а затем, в 911 г., – заключением договора, представлявшего русским купцам чрезвычайные торговые привилегии: они получили право зимовать в Константинополе, уравнивались в правах с греками, получали защиту своей собственности и др.
[345]
Еще один поход на Византию, о котором сохранились сведения в византийских источниках и Начальной летописи, был предпринят Игорем в 941 г.
[346] Причиной его считают необходимость возобновления договора, заключенного Олегом около 30 лет назад (как правило, Византия заключала «вечные» договоры на 30-летний срок).
И хотя поход 941 г. оказался не слишком удачным, новое наступление на Византию в 944 г. заставило Константинополь пойти на заключение нового договора, подтверждавшего торговые и другие права руси в Византии. В отличие от предыдущего договора новый был составлен при участии не только послов Игоря и остальных русских князей, но и купцов – «гостей», что говорит о важности византийской торговли для Руси. Вместе с тем было ограничено право на покупку драгоценных тканей (паволок), русский князь не имел права воевать в «Корсуньской стране» и не должен был допускать вторжения туда «черных болгар»
[347].
