Проанализируем клятвы русских князей, сравнивая их с составом дружин, точнее, перечнем входивших в них племен. В 907 г. Олег привлек к походу на Константинополь среди прочих и вятичей
[373]. Сведения об их участии в походе 944 г. Игоря отсутствуют
[374]. Связано это было с тем, что вятичи долго сохраняли свою независимость. Победить их удалось только Святославу. Под 966 г. Начальная летопись сообщает: «Вятичи победи Святославъ, и дань на нихъ възложи»
[375]. Эта дань, очевидно, заключалась не только в выплате известных доходов, но и в выставлении войск для военных походов киевского князя. Именно этим и объясняется вновь появление Велеса в тексте клятвы дружины Святослава в 971 г.
Однако в киевском пантеоне Владимира фигура Велеса отсутствовала. Эту недостачу заметили уже средневековые авторы, стремившиеся восполнить данную лакуну. В частности, в более позднем проложном «Житии князя Владимира» дошел рассказ о низвержении идола Волоса в Почайну, где затем были крещены все киевляне, достойные доверия. А.А. Шахматов считал эти сведения достойными доверия.
И все же в данном случае оказывается прав автор «Повести временных лет». Присоединение вятичей при Святославе оказалось лишь временным. Под 982 г. летописец записал: «В лето 6490. Заратишася вятичи, и иде на ня Володимиръ, и победи я второе»
[376]. Как видим, в 980 г., когда Владимир устанавливал свой языческий пантеон, вятичи ему не подчинялись, поэтому и фигура их бога Велеса не была установлена в Киеве. Что же касается дважды повторенного в Начальной летописи определения Велеса как «скотьего бога», укажем на одно место из сочинения Константина Багрянородного, где византийский император говорит, что для русов скотоводство было нехарактерно: «Росы озабочены тем, чтобы иметь мир с пачинакитами. Ведь они покупают у них коров, коней, овец и от этого живут легче и сытнее, поскольку ни одного из упомянутых выше животных в Росии не водилось»
[377]. Между тем Вятичская земля, расположенная в верховьях Оки с ее заливными лугами, была прекрасным местом именно для разведения скота, что и отразилось в названии главного божества вятичей.
Исходя из племенного характера летописного перечня языческих божеств, можно попытаться приурочить их имена и к другим племенам в составе Древней Руси.
На основании, как считается, иранских по происхождению имен Хорса и Симаргла было высказано предположение, что им, очевидно, поклонялись донские аланы, оказавшиеся под властью Святослава и Владимира. Но если с последним можно еще согласиться (по мнению В.Н. Топорова, имя Симаргла восходит к имени Симургла (Сэнмурва), вестника богов в иранской мифологии), то относительно Хорса это утверждение выглядит сомнительным.
В «Слове о полку Игореве», создававшемся в эпоху, когда еще живы были воспоминания о языческом времени, говорится, что князь Всеслав Полоцкий, рыскавший в ночи волком, «великому Хръсови влькомъ путь прерыскаше»
[378]. Мотив «Слова» о вол ко длаках-оборотнях, перебегащих путь Хорсу, скорее свидетельствует о славянских представлениях, согласно которым затмение происходит, когда волкодлаки пожирают солнце, и указывает на принадлежность этого божества кривичам или полочанам.
«Слово о полку Игореве» называет внуками Стрибога ветры: «Се ветри, Стрибожи внуци, веютъ съ моря стрелами на храбрыя пльки Игоревы»
[379], а когда говорится о поражении Игоря, автор «Слова» упоминает Даждъбога и замечает: «Въстала Обида въ силахъ Дажь-Божа внука»
[380]. Единственным русским княжеством, располагавшемся на морском побережье, являлась Тмутаракань, а Новгород-Северский, откуда выступил Игорь, находился в земле северян, как это видно из его названия.
Замыкает список кумиров, установленных Владимиром в 980 г. в Киеве, Мокошь. Ее имя означает влагу (ер.: мокнуть, мокрый), а в северорусском фольклоре сохранился образ существа Мокоши (Мокуши), наказывавшего нерадивых прях. Это позволяет отождествить данное божество с одним из племен, живших в болотистой местности. Возможно, речь должна идти о дреговичах, связанных с Припятским Полесьем.
Однако попытка Владимира объединить в одном пантеоне всех божеств древнерусских земель и тем самым консолидировать свою власть, была с самого начала обречена на неудачу. Поэтому киевскому князю не оставалось ничего иного, как обратиться к выбору другой веры, которая смогла бы объединить его страну в единое целое (карта 44).
О принятии христианства на Руси как государственной религии написано немало исследований, к которым, не желая их повторять, отправляем интересующихся (эти работы указаны в перечне литературы к данной главе). Здесь же укажем на колебания Киева в ориентации на тот или иной религиозный центр, которые нашли отражение в известном рассказе «Повести временных лет» о выборе вер князем Владимиром
[381]. Во многом они были вызваны необходимостью налаживать связи с контрагентами по международной торговле. Именно их представители побывали в Киеве и рассказывали князю Владимиру о своей вере. Как известно, в итоге выбор пал на Византию, в которую в X в. через Русь шел основной поток транзитных товаров.
Литература
Новосельцев А.П., Пашуто В.Т. Внешняя торговля Древней Руси (до середины XIII в.) // История СССР. 1967. № 3; Преображенский А.А., Перхавко В.Б. Купечество Руси. IX–XVII века. Екатеринбург, 1997; Перхавко В.Б. Торговый мир средневековой Руси. М., 2006; Введение христианства на Руси. М., 1987; Лебедев Л. Крещение Руси. 988—1988. М., 1987; «Крещение Руси» в трудах русских и советских историков. М., 1988; Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси X–XIII вв. М., 1989; Рапов О.М. Русская церковь в IX – первой трети XIII в. Принятие христианства. 2-е изд. М., 1998; Федотов Г.П. Русская религиозность. Ч. 1. Христианство Киевской Руси. X–XIII вв. М., 2001 (пер. с англ. яз, изд. 1946).
Заключение
Несмотря на то что отечественная историография изучает Древнюю Русь на протяжении более двух с половиной столетий, многие проблемы ее истории до сих пор остаются предметом порой ожесточенных дискуссий. В первую очередь мы имеем в виду вопрос о начале Древнерусского государства, надолго расколовший исследователей на два непримиримых лагеря «норманистов» и «антинорманистов».
Главной причиной подобных споров является, как уже говорилось в предисловии к книге, крайняя скудость источников, в результате чего та или иная версия строится на одном или двух их показаниях. При этом они могут выглядеть логически стройными и даже в чем-то крайне убедительными. Но с привлечением порой всего лишь одного нового свидетельства прежние теории зачастую начинают рушиться, не оставляя камня на камне.
