Общие наблюдения над комплексом перечисленных источников показывают высокую стабильность состава княжеских корпораций. На протяжении полувека их костяк составляли примерно одни и те же рода и фамилии. Исключение составляли князья Белозерские, фигурировавшие в качестве отдельной группы лишь в конце XV – начале XVI в., и Мосальские, которые образовали отдельную корпорацию после перехода под власть Москвы в начале XVI в. Наконец, как отдельная корпорация в боярском списке 1588/89 г. были записаны князья Черкасские (ранее служилые князья).
Стоит предположить, что при организации этих корпораций в расчет принимался комплекс определенных критериев: сохранение родового землевладения на стратегически важных направлениях военных действий, многочисленность их членов, наличие связей с великокняжеским окружением и авторитет в местных сообществах
[167]. Каждый из этих критериев не являлся, однако, решающим. Большое значение имели, видимо, и конкретные обстоятельства, способствующие или препятствующие объединению той или иной совокупности родственных фамилий в одну служилую группу. Не были выделены в отдельные корпорации в XVI в., например, князья Белозерские и Волконские, владевшие старинными родовыми вотчинами
[168]. В начале XVI в. и те и другие выступали в поход отдельными большими родственными группами. В 1506 г. Белозерские участвовали в походе на Казань. В списке погибших во время этого похода упоминалось сразу 11 представителей этого рода. Волконские в 1517 г. были отправлены против крымских татар вместе с воеводой И. Тутыхиным: «Ивашку Тутыхина да Волконских князей»
[169]. Помимо не слишком высокого статуса обоих этих княжеских родов причиной этого «невнимания» применительно к Волконским могло стать разделение принадлежавших им «отчин» по завещанию Ивана III между его сыновьями. Тульский уезд достался непосредственно Василию III, в то время как Алексин должен был быть в будущем передан Андрею Старицкому.
Среди княжеских корпораций не были представлены потомки князей тверского дома (Микулинские, Телятевские, Дорогобужские, Холмские, Чернятинские). Вероятно, это обстоятельство обуславливалось существованием в конце XV – первом десятилетии XVI в. особого «двора тверского», в составе которого они несли свою службу. В неоднократно упоминаемом новгородском разряде 1495 г. были отмечены «из тверские земли с великим князем бояре»: Осип Дорогобужский, Михаил Телятевский с сыном Иваном и Владимир Микулинский
[170]. Исчезновение «двора тверского» произошло уже после 1513 г., хотя соответствующая рубрика присутствовала в списках Государева двора еще в 1542 г.
Есть основания предполагать, что некоторые из родовых групп были объединены искусственно, под организационным началом великокняжеской власти. Вряд ли горячие родственные чувства друг к другу испытывали потомки суздальских князей, находившиеся на противоположных сторонах во время Феодальной войны: Василий и Федор Юрьевичи Шуйские заключали договор с Дмитрием Шемякой, в то время как Иван Васильевич Горбатый признал Василия Темного своим «господарем». Позднее, правда, князь Ф. Ю. Шуйский также перешел на сторону ослепленного великого князя
[171].
В. Д. Назаров обратил внимание на более раннюю фиксацию группы князей Моложских, которые лишь в конце века вошли в состав корпорации князей Ярославских. В 1495 г. в свите великой княжны Елены были названы представители лишь моложской ветви: Иван Большой и Иван Бородатый Ушатые, Федор Прозоровский, Михаил Лугвица Прозоровский, Борис Моложский
[172]. Позднее в княжеских списках перемежались имена представителей двух различных ветвей этого рода – старшей ветви и ветви князей Моложских. Эта особенность записи их имен, видимо, была следствием отмеченного объединения двух этих групп.
В составе Великого княжества Литовского Мосальские не пользовались привилегиями служилых князей
[173]. Представители этой фамилии переходили на московскую службу в разное время на протяжении первых десятилетий XVI в. Тем не менее, как это видно из материалов Тысячной книги и Дворовой тетради, из них была сформирована особая корпорация
[174].
Сами княжеские корпорации проделали значительную эволюцию в своем развитии. Особенностью княжеских списков конца XV в. является определенная неразвитость их внутренней структуры, что, очевидно, соответствовало общей неопределенности статуса княжеских корпораций в это время. Во всех этих документах отсутствовали рубрики для обозначения каждого отдельного рода. «Князья» представляли единую категорию, за рамками которой осталось большое число младших родственников, отмеченных вместе с нетитулованными детьми боярскими. Позднее, видимо, состав признанных членов родовых объединений существенно расширился. В 1495 г. вне группы князей Стародубских был помещен Иван Слепой Осиповский (записан без титула). Пять лет спустя он был отмечен вместе со своими родственниками на свадьбе князя В. Д. Холмского. В 1507 г. И. П. Осиповский с князем Андреем Меньшим Гундоровым (также из Стародубских) был направлен на Плес «с кормлений» в помощь к князю М. И. Булгакову. В этом разрядном сообщении он был записан уже с княжеским титулом, повысив, таким образом, свой статус
[175].
Расположение имен в этих списках строилось на принципах родового старшинства. Первоначальный вариант родового счета делил всех представителей княжеских родов на поколения, в зависимости от удаленности от общего предка. Те, у кого количество колен совпадало, считались братьями или «в версту» и в отношении к другим родам рассматривались как равные. Именно такую аргументацию использовал князь Григорий Засекин в 1589 г. в местническом деле с Романом Олферьевым-Нащокиным, утягивая своего противника службой своих «братьев» бояр И. П. Охлябинина и Ф. Д. Шестунова, хотя в конце XVI в. такой способ ведения местнического дела уже считался устаревшим и вызывал серьезные нарекания. Поколение отцов было старше поколения детей, дядья были выше племянников
[176].
