Вторая часть рубрики князей Ярославских имеет более традиционный вид. В ней пофамильно были расписаны Засекины, к которым примыкал их близкий родственник Александр Щетинин, и Шехонские. Все эти фамилии занимали достаточно скромные позиции внутри своего рода и явно не рассчитывали на карьерный рост.
Учитывая наличие двух систем старшинства, анализ расположения отдельных имен и фамилий необходимо производить отдельно для каждой из них. В старшей ветви произошла существенная трансформация принципов определения родового старшинства. В сравнении с порядком расположения имен в новгородском походе 1495 г. низкие места занимали Сисеевы. В середине XVI в. эта фамилия значительно утратила прежние позиции. В Тысячной книге по низшей 3-й статье был отмечен только Федор Сисеев, самый молодой представитель своей фамилии. Среди перечисленных в Дворовой тетради лиц Иван Петров и Иван Константинов Сисеевы по поколенному счету превосходили А. М. Курбского, применительно к которым он должен был рассматриваться как «племянник», хотя и были записаны ниже его
[234].
Определенное нарушение родословного принципа наблюдается и среди князей Моложских. Из Ушатых первым был записан Данила Васильев Чулков. Его старший двоюродный брат Данила Юрьев Чулков занимал лишь второе место
[235].
Отмеченные примеры находят объяснение при признании существования «очереди» на получение мест в Боярской думе. Отец А. М. Курбского в своей служебной карьере достиг звания боярина. На окольничество в соответствии с рангом своего отца претендовал Д. В. Чулков
[236].
Ко времени составления Дворовой тетради среди князей Ярославских, сохранивших связь со своей родовой корпорацией, лишь несколько человек входили в состав Боярской думы. Больше всего бояр дала фамилия Пенковых. «Боярской» была также фамилия Курбских. Окольничими были представители Великих и Ушатых. В начале 1550-х гг. в Боярской думе не было ни одного представителя Ярославских, что, несомненно, уменьшало их шансы на карьерный рост.
Признанным лидером среди князей Ярославских по своему происхождению был И. В. Пенков, потомок последних правителей ярославского княжества, находившийся в родстве с самим Иваном IV. Не менее важным обстоятельством было его родство с боярином Иваном Даниловичем Пенковым. Именно И. В. Пенков и был записан на первом месте. Упомянутые сразу после него братья Иван и Михаил Троекуровы по служебному положению значительно превосходили всех своих родственников. И. М. Троекуров начал свою службу еще в 1520 г. В 1550 г. он стал тысячником 1-й статьи
[237].
А. М. Курбский, следующий по значению в старшей ветви князей Ярославских, в своем продвижении опирался на прецедент боярской службы своего отца. Значительно меньшие шансы на получение боярства имели А. Ф. Жеря Аленкин и Сисеевы. Предок последних, князь Семен Романович, был боярином Ивана III
[238].
Только на получение окольничества претендовал князь В. А. Гага Великого, внук окольничего Петра Великого Шестунова. Именно он занимал последнее место среди представителей старшей ветви
[239].
Более архаично выглядит система родового старшинства среди князей Моложских. Скорее всего, это было связано с отсутствием собственно «боярских» фамилий среди них. Только князья Ушатые реально могли претендовать на звание окольничих. Представители этой фамилии, как и в случае с В. А. Гагой Великим, были записаны на последнем месте среди Моложских, претендовавших на думские звания
[240]. Впоследствии Великие-Гагины и Ушатые в соответствии с установленной закономерностью действительно получали звания окольничих.
Следует отметить, что на первом месте среди князей Моложских были отмечены Прозоровские. В начале 1550-х гг. представители этой фамилии занимали скромные посты. В 1547 г. стольниками, новиками из знатных фамилий, были Василий и Александр Ивановы Прозоровские, а также Михаил и Никита Федоровы Прозоровские. По своим служебным достижениям они явно уступали Василию Андреевичу Сицкому, женатому на сестре царицы Анастасии Романовой. В Тысячной книге они закономерно были размещены в разных статьях: В. А. Сицкий – во 2-й, а Прозоровские – в 3-й. В переписке с А. М. Курбским Иван Грозный позднее не слишком уважительно отзывался об одном из Прозоровских: «У меня Прозоровских было не одно сто»
[241]. Стоит отметить, что сложившаяся в конце XV в. система старшинства отдельных фамилий среди князей Моложских, очевидно, не претерпела к этому времени сколько-нибудь заметных изменений.
Отрывочность сохранившегося списка князей Стародубских не дает возможности определить принципы записи их имен. Пожарские, наиболее полно представленные в этой рубрике, были слишком малозаметны по службе и почти не встречались в разрядах. Вероятно, по своему положению в составе родовой корпорации они занимали достаточно скромное место.
Князья Мосальские не имели своих представителей в Боярской думе. Список представителей этого рода основывался на родовом старшинстве. Стоит добавить, что, как и в случае с князьями Ярославскими, здесь чередовались имена представителей двух ветвей оказавшихся в разное время на московской службе: Василия и Семена Юрьевича
[242].
Сопоставляя между собой различные княжеские рубрики, следует отметить, что наиболее последовательно система выдвижения в Боярскую думу была представлена в рубрике князей Оболенских, что, скорее всего, было обусловлено наибольшим количеством имевшихся прецедентов и прочными традициями думской службы, существовавшими в их среде. Не случайно в 1550-х гг. князья Оболенские имели максимальное представительство в Боярской думе.
Княжеские рубрики Дворовой тетради давали московскому правительству возможность широкого выбора будущих бояр и окольничих. Порядок расположения в них отдельных имен и фамилий в дальнейшем во многом предопределил назначения в Боярскую думу. Из князей Оболенских в 1555 г. боярами стали И. В. Горенский и Ф. И. Кашин. В 1559 г. к ним присоединился М. П. Репнин. Из князей Ростовских боярство в 1557 г. получил А. И. Катырев. Подобным образом сложилась судьба А. И. Ногтева-Суздальского, ставшего боярином в 1560 г. Позднее, во второй половине 1560-х гг., боярство получил также И. А. Шуйский. Среди князей Ярославских в 1554–1555 гг. боярином стал И. М. Троекуров. Вскоре после этого в Боярскую думу попал также и А. М. Курбский. Князья Моложские были обойдены вниманием Ивана IV. Лишь в 1558 г. боярином стал царский родственник В. А. Сицкий. Как и предполагалось, окольничим в конце 1550-х гг. стал В. А. Гага Великого
[243].
