Стоит отметить, однако, одно важное обстоятельство. Привлечение массовых источников рубежа XV–XVI столетий: новгородские писцовые книги, разъезд владений сыновей Ивана III с великокняжескими владениями, показывают крайне незначительное число помещиков, недавнее татарское происхождение которых можно достоверно подтвердить (первое и второе поколение). В Новгородской земле среди них были коломенцы Новокрещеновы, князь Борис Тебет Уланович и вероятные холопы князей Патрикеевых Телехтемировы (один из них носил характерное имя Измаил). Несколько позднее к ним добавились братья Новокщеновы (Татариновы). Всего же в Новгородской земле получили поместья более 1500 человек, представлявших практически все уезды Московского государства, где существовало служилое землевладение. Налицо явная единичность испомещения «новокрещенов», притом что для Телехтемировых этот процесс имел уже вторичный характер.
Подобным образом обстояло дело и в подмосковных уездах. В разъезде (серии разъездов) уделов с великокняжеским «доменом» начала XVI в. татары упоминаются лишь однажды. В Звенигородском уезде им принадлежала Дмитриевская слободка. Обращает внимание коллективный характер их землевладения, характерный для кормлений. Употребление словосочетания «за татары» показывает, что, в отличие от Новгородской земли, речь в данном случае не шла о новокрещенах, то есть упомянутые «татары» сохранили свою конфессиональную принадлежность. В дальнейшем в уделе Юрия Дмитровского этот татарский анклав был быстро расформирован. В 1529 г. Саввину Сторожевскому монастырю были пожалованы две деревни Татарской (Дмитриевской слободки). В этой жалованной грамоте перечисляются их прежние владельцы – помещики Василиса Васильевская Таболова, Иван Ртищев и братья Микитины Тишковы
[455]. В посольских книгах встречаются упоминания об еще нескольких татарских анклавах, расположенных в Коломенском уезде, подмосковных станах и волостях Ростуново, Щитово, Левичин, Сурожик, Берендеево, Ижва, Перемышль. Они служили непосредственно «государю всея Руси». Некоторые татары находились также на службе у Михаила Верейского. Их имена встречаются в посольских книгах в качестве гонцов и лиц, сопровождающих различные посольства. Численность этих татар была весьма внушительна, достигая нескольких сотен, хотя их статус, видимо, оставался сравнительно невысоким
[456].
На службе у Ивана III находились татарские царевичи (Касим и его сын Данияр, Нур-Давлет, его сыновья Сатылган и Джанай и брат Айдар, Джанибек, уже упомянутый Абдул-Латиф). Все они были окружены «князьями и казаками». Знатное происхождение имели Бахтияр улан и Курчбулат улан, а также мирза Канбар. Большинство из них не меняло свое вероисповедание, что делало невозможным получение ими статуса детей боярских, хотя некоторые из них были весьма близки к ним по своему положению. При крещении наиболее знатные из татар, пользующихся индивидуальным статусом, в источниках начинают фигурировать с княжеским титулом
[457].
Длительную историю имел статус правителей так называемого Темниковского княжества в Мещере, на протяжении столетий сохранявших приверженность исламу. После завоевания Вятки были признаны владельческие права арских князей, выступавших в качестве вассалов московских великих князей. Особенность их положения подчеркивалась употреблением в жалованных грамотах полного титула
[458]. А. В. Азовцев обратил также внимание на жалованную грамоту 1524 г. Кулчуку Каракучукову на поместье в Гусской волости Владимирского уезда. В этом документе адресат грамоты рассматривался как один из великокняжеских служилых людей, преемник предыдущего помещика Михаля Курбатова. В 1549 г. упоминаются татары поместные Девлечар Баймаков «с товарыщи». Уже в первой половине XVI в. поместья в Мещере принадлежали Кугушевым
[459].
Очевидно, такая постановка вопроса устраивала центральное правительство. Незначительное количество новокрещенов при общей недостаточности числа служилых людей этого времени объяснялось, видимо, очевидными проблемами их организации и последующего управления в условиях обязательной службы. Значительно проще было оставить их в ведении их собственных лидеров из числа царевичей, уланов и мирз, тем более что существование вассальных татарских «царств» (прежде всего Касимовского) на территории страны имело большое внешнеполитическое значение.
Эта тенденция сохранила свое значение вплоть до середины XVI в. Общее число новокрещенов из числа татар оставалось сравнительно небольшим. Не считая царевича Петра Ибрагимовича (Худай-Кула) и нескольких других новокрещеных «царевичей», известно всего несколько примеров татар-новокрещенов более низкого ранга. В разрядах 1530—1540-х гг. неоднократно фигурировал князь Михаил Умар Мавкин. На службе у Андрея Старицкого находился Василий Баранчеев. Не позднее 1540-х гг. на московской службе оказались тысячники новокрещеные князья Иван Мавкошев Теукечеев и Семен Владимиров Бибеев. Последний был записан по Ржеве, где в реликтовом слое писцовой книги 1588–1589 гг. (относится к 1550-м гг.) фигурировало еще несколько имен татарских выходцев – князья Иван Ихметев и Иван Фаруков, которые вполне могли обосноваться здесь одновременно с ним
[460].
