Трудно согласиться и с тем, что он «с первых шагов» стал стремиться к единовластию. Во-первых, потому, что в это время попытки установления единовластного правления осуждались древнерусскими интеллектуалами, доказательством чего могут служить тексты Борисоглебского цикла или летописное «Рассуждение о князьях» под 1015 г., по А. А. Шахматову, принадлежащее составителю «Начального свода». Мономах не мог поставить перед собой такой задачи без риска уподобиться Святополку Окаянному, убийце Бориса и Глеба, которому инкриминировалось стремление к единовластию. Во-вторых, потому, что первые шаги Мономаха были направлены на стабилизацию политического положения в Киеве и Русской земле в целом, после апрельских событий 1113 г., результатом которых стало появление «Устава».
В политике Мономаха периода киевского княжения отчетливо просматриваются два этапа: в 1113–1115 гг. он занимает умеренную позицию, но в 1116–1125 гг. его действия приобретают более жесткий характер, направленный на упрочение политического авторитета, следствием которой явилось устранение нелояльных князей и переход вакантных волостей в руки членов его семьи. Тот факт, что Мономах не сразу лишал своих политических оппонентов стольных городов, свидетельствует о том, что он изначально не стремился утвердить монополию на владение волостями за членами своего клана, которая сложилась в определенной степени случайно. Нельзя не заметить, что отношение Мономаха к родственникам являлось двойственным, поскольку он стремился только к подчинению князей правого берега Днепра, тогда как князья левого берега были для него равноправными партнерами.
Причины этого могут заключаться как в том, что решения Любечского съезда по вопросу о «наследстве» Святослава Ярославича способствовали переориентации геополитических интересов правителей Киева на западный берег Днепра, так и в том, что Святославичи, удовлетворившись получением в 1097 г. своей «отчины», демонстрировали лояльность Мономаху, который использовал их как союзников, разорвав альянс с сыновьями Святополка Изяславича. Для клана Святополка этот шаг Мономаха имел печальные последствия, так как его потомки оказались на долгое время исключены из политической жизни Руси. Их «отчины» – Киев, Туров и Владимир-Волынский – остались за Мономашичами. Лишь во второй половине XII в. сыну Ярослава Святополчича Юрию удалось вернуть Туровское княжество, но это не вернуло потомкам Изяслава прежнего политического значения.
Во второй период княжения Мономах применял санкции не только по отношению к оппозиционным князьям, но и по отношению к представителям новгородской элиты. Как сообщается в Новгородской I летописи под 6626 (1118/19) г., «привели Владимир с Мстиславом всех бояр новгородских к Киеву и, заставив присягнуть честному кресту, отпустили домой, а иных у себя оставили; и разгневались на тех за то, что они грабили Даньслава и Ноздречю, и на сотского, на Ставра, и заточили их всех»
[304].
Этот акт также имеет различные интерпретации. По мнению С. М. Соловьева, жесткая реакция Мономаха была вызвана злоупотреблениями новгородской администрации, представители которой устраивали грабежи за спиной князя Всеволода Мстиславича
[305]. Н. И. Костомаров считал, что Мономах и Мстислав расправились с немногочисленной боярской партией, восстановившей против себя большинство бояр
[306]. И. Д. Беляев предположил, что новгородцы поплатились за проявление недовольства против Всеволода Мстиславича, выразившегося в ограблении его сторонников или «мужей»
[307]. С точки зрения В. Л. Янина, аресты являлись следствием противостояния боярских группировок, которому могло сопутствовать соглашение об ограничении в пользу посадника полномочий Всеволода Мстиславича, так как непосредственно перед сообщением о репрессиях Мономаха и Мстислава в Новгородской I летописи упоминается, что посадник Дмитр Завидович посадничал 7 месяцев один
[308]. По А. В. Петрову, в ходе беспорядков Всеволод Мстиславич был изгнан из Новгорода. Для примирения с ним новгородским боярам пришлось ехать в Киев, где наиболее активные представители оппозиции были заключены под стражу
[309]. В. Я. Петрухин акцентировал внимание на том, что факт принесения присяги мог быть связан с переводом Мстислава Владимировича из Новгорода на белгородский стол
[310]. Вероятнее всего, речь шла о присяге для урегулирования внутригородских столкновений. Если данная присяга была связана с переходом Мстислава с одного стола на другой, то она была бы принесена при отъезде Мстислава на юг в 1117 г. Судя по летописным известиям, мы можем предположить, что Владимир и Мстислав выступали в роли третейских судей, вынужденных улаживать конфликт среди представителей новгородского боярства, так как Всеволод Мстиславич по неизвестным причинам отсутствовал в Новгороде, а посадник Дмитр Завидович скончался 7 июня (или июля) 1118 г. Вероятно, отсутствие высшей администрации заставило участников конфликта обратиться в Киев, где князья-соправители восстановили мир в рядах новгородской знати крестным целованием и задержали наиболее активных участников беспорядков. В 6628 (1120/21) г., очевидно для поддержания стабильности, посадником в Новгород был назначен некий Борис, по историографической традиции считающийся ставленником Мономаха. Особую заинтересованность в укреплении связей с новгородской элитой проявил Мстислав, в 1121/22 г. после смерти первой жены Христины, дочери шведского конунга Инги I, пошедший на мезальянс с дочерью Дмитра Завидовича, от брака с которой родились дочь Евфросинья и сыновья Ярополк и Владимир, недолго занимавший киевский стол в 1171 г. Таким образом, события 1118–1121 гг. позволяют говорить о временном усилении киевского контроля над Новгородом, что органично вписывается в общий контекст политики Мономаха между 1116 и 1125 гг., которая в этот период приобрела авторитарные черты.
1116 г. был переломным и для внешней политики Мономаха, который начал войну с византийским императором Алексеем I Комнином (1081–1118). По свидетельству Ипатьевского списка «Повести временных лет», «в этот же год ходил Леон царевич (в Лаврентьевской летописи – Леон Диогенович), зять Владимира, на Алексея царя, и сдалось ему несколько дунайских городов; и в Дерестре городе хитростью убили его два сарацина, подосланные царем, месяца августа 15. В тот же год князь великий Владимир послал Ивана Войтишича, и тот посажал посадников по Дунаю <…>. В том же году ходил Вячеслав на Дунай с Фомою Ратиборичем и, придя к Дерестру, не успели ни в чем, вернулись обратно»
[311]. Под именем «царевича Леона» летописец подразумевает претендента на византийский престол, выдававшего себя за сына императора Романа IV Диогена (1068–1071), который был низложен и ослеплен, после того как проиграл туркам-сельджукам битву при Манцикерте.
