Это был не первый претендент на родство с императором Романом Диогеном. По свидетельству «Повести временных лет» под 1095 г., человек, выдававший себя за его сына («Девгеневича»), убедил половцев совершить вторжение на территорию Византии, но был схвачен и ослеплен по приказу Алексея I («Ходили половцы на греков с Девгеневичем, воевали по Греческой земле; и цесарь захватил Девгеневича и приказал его ослепить»)
[312].
Дочь и биограф Алексея I Анна Комнина в сочинении под названием «Алексиада» рассказывает, что «какой-то человек, не принадлежавший к знатному роду, происходивший из низов, в прошлом воин», объявил себя сыном Романа Диогена, «хотя настоящий сын Диогена был убит еще в то время, когда Исаак Комнин, брат самодержца (то есть императора Алексея. – Д. Б.), сражался с турками у Антиохии». По словам принцессы, «он явился с Востока в овчине, нищий, подлый и изворотливый» и «обходил город дом за домом, улицу за улицей, рассказывая о себе небылицы», что он «сын прежнего императора Диогена, тот самый Лев, который, как уже было сказано, был убит стрелой под Антиохией», а затем «присвоил себе его имя и стал открыто домогаться императорской власти, вовлекая в обман легковерных». На эти слухи обратила внимание сестра Алексея I Феодора, которая была женой сына Диогена и после его гибели удалилась в монастырь. Алексей I приказал выслать самозванца в Херсон и взять под стражу. Императорский приказ, по всей видимости, исполнялся не слишком усердно, поскольку, очутившись в Херсоне, самозванец по ночам поднимался на городскую стену и вел беседы с куманами (половцами), которые приходили туда торговать. Наконец, «обменявшись с ними клятвами, однажды ночью он обвязал себя веревкой и спустился по стене вниз».
Некоторое время претендент на престол прожил вместе с куманами и «достиг того, что куманы уже стали называть его императором», а затем «решили вторгнуться всем войском в Ромейскую землю, чтобы посадить его на трон, якобы принадлежавший его отцу». Как утверждает Анна Комнина, эти намерения стали известны Алексею I, который «как можно лучше вооружил войска и приготовился к войне с варварами». Совершив вторжение на территорию Византии, претендент получил поддержку у населения некоторых городов. Однако под стенами крепости Анхиал он встретил ожесточенное сопротивление и направился к Адрианополю, рассчитывая на помощь Никифора Вриенния, названого брата Романа Диогена. По словам Анны Комнины, «это была всем известная правда, но самозванец дошел до такого бесстыдства, что на самом деле называл Вриенния своим дядей». Несмотря на то что бои под Адрианополем продолжались на протяжении 48 дней, претенденту не удалось взять город. Не получил он и поддержки Никифора Вриенния, который заявил, что не признает в нем сына Романа Диогена, так как «подлинный сын Романа» был убит под Антиохией. Алексею I, который планировал выступить на помощь Адрианополю, удалось разрешить ситуацию при помощи некоего Алакасея, который знал отца самозванца и, войдя к нему в доверие, устроил капитуляцию крепости Пуца, начальник которой пригласил претендента и сопровождавших его куманов в баню, где кочевники, заснувшие после застолья, были перебиты, а претендент арестован и ослеплен по приказу матери императора, которая «немедленно послала друнгария флота, евнуха Евстафия Киминиана, чтобы тот принял Диогена и доставил его в столицу»
[313].
Несмотря на подробность рассказа, слова Анны о том, что Лев Диогенович погиб под Антиохией, опровергаются свидетельством ее мужа Никифора Вриенния, согласно которому сына Романа Диогена, погибшего под Антиохией, звали не Лев, а Константин
[314]. Так что возможны различные варианты конструирования событий. В качестве примера можно привести точку зрения В. Г. Васильевского, который, с одной стороны, считал, что человек, чья авантюра была описана Анной Комниной, являлся самозванцем, а с другой – предполагал, что Роман Диоген имел двух сыновей по имени Лев – одного от второго брака с императрицей Евдокией, другого – от первого брака с представительницей болгарского аристократического рода Алусианов, чем, по его мнению, и объяснялось притязание «Леона царевича» в 1116 г. на дунайские города
[315]. Несмотря на то что точка зрения Васильевского получила развитие у П. Н. Безобразова, М. Д. Приселкова и Д. И. Иловайского
[316], она имела ряд уязвимых мест, которые были рассмотрены М. В. Левченко
[317]. Взгляды позднейших исследователей разделились так, что одни продолжали считать зятя Мономаха сыном Романа Диогена, причем в некоторых случаях имела место рецепция гипотезы В. Г. Васильевского
[318]; другие – самозванцем, причем в некоторых случаях имело место отождествление участника событий 1095 и 1116 гг.
[319] Впрочем, следует согласиться с мнением французского историка Ф. Шаландона, считавшего, что определенный ответ на эти вопросы дать невозможно
[320].
Учитывая длительный временной интервал, во-первых, трудно допустить, что это было одно и то же лицо. Во-вторых, не менее трудно понять, каким образом самозванец мог настолько войти в доверие к Владимиру Мономаху, что тот женил его на своей дочери (от этого брака родился сын, известный в летописях под именем Василия Леоновича). В-третьих, не ясно, какие именно соображения могли подвигнуть Владимира Мономаха к тому, чтобы через два десятилетия после событий 1095 г., которые, хотя бы в общих чертах, должны были быть ему известны, он мог поддержать авантюру, подобную той, что была описана Анной Комниной. Насчет последнего вопроса был высказан ряд соображений: согласно одной точке зрения, русско-византийский конфликт мог быть реакцией на захват византийцами Тмутаракани
[321], согласно другой – был обусловлен стремлением Мономаха закрепиться в Нижнем Подунавье
[322], а возможно, и упрочить за своим внуком Василием Леоновичем византийский трон
[323].
