Люди пришли из долины.
Черные от зноя, высохшие от недоедания.
Ураганы, мятежи, засуха превратили фермеров в койотов.
Они знали, что где-то в горах прячется монастырь.
Святые братья как пить дать жируют нашими подаяниями. Казна святош всегда полна. Они покупают зерно и соль за бешеные деньги. Забрать! Нечего! Самим не хватает! Нет монеты – сгодится скотина. Не водится домашней твари – сгребем, что под руку ляжет, а остальное – огню! Хватит! Нечего! Зажрались!!!
Местные не единожды нападали на монастырь. Простых людей смущал Бог, собирающий под крыло калек и прячущий их в тайном горном ските.
Пары выстрелов поверх горячих голов обычно хватало, чтобы отвадить любопытных. Самые напористые сушили кости и дырявые котелки на дне пропасти.
В этот раз все пошло иначе.
Моррет предупредил паству.
Они ждали.
И все равно их застали врасплох.
Враги сумели незаметно одолеть путевую расщелину. Дозорные их прозевали. Рэндж не переставал удивляться слаженности и напору, с которым их пришли убивать. Не бунт – хладнокровная продуманная резня.
Пришельцы смогли пройти до колодца.
Там монастырь дал главное сражение. Десятки тел забили собой горловину единственного источника воды внутри горы. От криков трескался камень.
Ньютон ничего этого не видел.
Неспособных держать оружие выгнали на террасу над пропастью. Пояс Мэлдис. Узкая тропа, опоясывающая пик, в котором разросся и окреп монастырь Моррета. Последний оплот. Чужаки добрались бы сюда в последнюю очередь, рассеяв армию калек и уродов. Но они устояли.
Слепые, безрукие и дети сидели, сбившись в кучу, на ледяном ветру и до рези в ушах пытались отделить вой реки глубоко под ногами от кровавого хора внутри пещер. Когда остался один рокот стихии, Ньютон решился спуститься в кельи. Испуганное, убогое войско смотрело ему вслед и стонало от облегчения и ненависти.
Монастырь отходил страшно.
Людей на пути Ньютона не просто убили – растерзали! Нож искал в них ответа десятки раз. Кельи у пропасти – в них жили новички и первогодки – казались картинами палача. Серые стены клялись на крови, кричали свидетелями муки.
Ньютон шел, не сгибаясь. Ноги легко переступали тела.
В голове билась равнодушная жилка: «Люди не знают такой жестокости». Он вспомнил последние слова капеллана: «Бейте тварей». Кто научил этих существ быть такими?!
У колодца Рэндж нашел первого карлика.
Тот еще цеплялся за жизнь, ногти обломаны, пальцы слабы.
– Воды… – прохрипел человечек, услышав шаги Ньютона. – Пить…
Голова карлика спеклась сплошным кровавым коконом. Лавовое поле, а не лицо. Тем удивительней были его губы, нежные, четко очерченные, единственные выжившие на этом поле боя.
– Пророк… – Ньютон узнал это слово и содрогнулся. Прошлое разинуло пасть. Его никто не звал, но оно вернулось. – Знаю твои шаги…
После секундного колебания Рэндж склонился над карликом, бессильный помочь.
– Пророк… – заспешили губы. – Мой час здесь… Воды… Глоток!
Будь у него руки, просьба не составила бы труда…
Руки Ньютона висели плетьми, они двигались вместе с телом, но были равнодушны к его приказам. Так человек не властен над своими волосами или ногтями.
Рэндж провожал карлика, пока тот не закатился. Смерть скомкала красоту его губ, они треснули и мгновенно зачерствели.
В тесных коридорах трупы громоздились волнами.
Некоторые тела дышали или шевелились, но Рэндж не знал, как облегчить их страдания.
Вынужденное смирение размалывало волю в муку.
«Это не мой Путь! Я не могу так! Не делать! – кричал Ньютон внутри своей головы, разбивая кулаки о стену молчания. – Слово! Верни хотя бы слово! Дай мне сказать, что я – против!»
Но его удел был чище прочих.
Прямая линия.
Идти и молчать.
Еще двое карликов сцепились у террасы с садом. Жизнь еще бурлила в них. Один оставлял позади бурую дорожку кишечника, но тянулся, догонял, втыкал крошечный нож в ногу, бедро, спину уползающему карлику. Ноги второго, выломанные, сплющенные в ласты, тащились за ним жуткими придатками. Рэнджу захотелось отсечь их, вычеркнуть, настолько нелепо и чужеродно они смотрелись.
Оба почуяли Ньютона прежде, чем он вышел к саду.
– Сначала я убью его, – хвастливо пообещал вспоротый карлик, притягивая к себе внутренности и наматывая их на кулак. – А потом тебя! Ты – живое оскорбление Ил-Шрайна.
– Пророк… – хрипел второй и, как гейзером в небо, неожиданно мощно ударил криком: – БЕГИ!
Ньютон глупо раскрыл рот.
Полутрупы оскалили одинаковые гранатовые зубы.
Ластоногий перекатился на живот и с неожиданной силой метнул себя во врага. Тот встретил прямым уколом в лицо, но карлик не обратил внимания на боль. Он вцепился в выпущенные кишки и рванул их на себя, точно вытравливал шкот. Изо рта обоих хлынули последние мгновения и смешались у тел.
Ньютон перепрыгнул через жуткий кровоточащий клубок и припустил к выходу из пещер. Там он нашел еще несколько маленьких тел. Они погибли, сражаясь друг с другом. Бог карликов был сегодня не в духе.
У ворот монастыря поджидал старый знакомый. Он сутулился, землистая тень на лице говорила о запущенном недосыпе. Карлик наблюдал, как мухи обживают мраморное лицо мертвеца, но, услышав шаги, обернулся и расправил плечи. За год мужчина сильно сдал.
– Плохое имя – Пророк, – картинно нахмурился Макабр. Рэндж видел, что карлик многократно репетировал этот разговор. Старые привычки закрываются лишь крышкой гроба. В руках конферансье дремали тупоносые револьверы. Верные псы. Хозяин расслаблен, гончим нет дела до дичи.
Не можешь ответить? – сощурился карлик. – Скверно для тебя, но я умею читать. Ты покажешь нужную страницу, и я все узнаю сам.
Почему я? Можно сказать, частная инициатива. Мы разделились, – кривая улыбка Макабра указывала, что ему неприятно говорить об этом. – Черт, я веду себя, как это дерьмо Кобольд. Тот вечно трепался с тобой на два голоса.
Кое-кому пришелся не по вкусу новый хозяин. Слишком скользкий тип. Такие ушли со мной.
Спрут делал что-нибудь с тобой? Я имею в виду что-то, кроме уродства? Кобольд протух. Скверно изменился. Но твоя сучка! – Макабр искренне завелся. – Она всему виной.
