Был и я мальчуган, и в те годы не раз
Про зеленый Чимган слушал мамин рассказ,
Как возил детвору в Брич-Муллу тарантас —
Тарантас назывался арбою.
И душа рисовала картины в тоске,
Будто еду в арбе на своем ишаке,
А Чимганские горы царят вдалеке
И безумно прекрасны собою.
Но прошло мое детство, и юность прошла,
И я понял, не помню какого числа,
Что сгорят мои годы и вовсе дотла
Под пустые, как дым, разговоры.
И тогда я решил распроститься с Москвой
И вдвоем со своею еще не вдовой
В том краю провести свой досуг трудовой,
Где сверкают Чимганские горы.
Сладострастная отрава – золотая Брич-Мулла,
Где чинара притулилась под скалою, —
Про тебя жужжит над ухом вечная пчела:
Брич-Мулла, Брич-Муллы, Брич-Мулле,
Брич-Муллу, Брич-Муллою.
Так поется о тех местах в известной песне Сергея Никитина на стихи Дмитрия Суханова, написанной в 1980 году. До 1985 года мне еще не раз довелось бывать в тех краях, особенно запомнились Зеравшанский хребет, Пенджикент, Самарканд и Бухара. Постепенно, однако, новый завлаб Родионов переключил меня на другие объекты, в том числе на Туркмению – об этом я рассказывал выше.
Знание Таджикистана пригодилось мне вновь накануне таджикской войны. В декабре 1991 года раздался звонок из Германии от моего друга профессора Рафата. Это личность уникальная. Его семья происходит из персидских князей и принадлежит к первым последователям Бахауллы – основателя религии бахаи, который рассматривается в одном ряду с Буддой, Заратустрой, Кришной, Иисусом Христом и Мухаммедом. После провозглашения своей веры в 1844 году бахаи подвергались гонениям со стороны иранских шиитов, и отец Рафата, который симпатизировал Советскому Союзу, вынужден был покинуть Иран. «Вы – плоды одного дерева, листья одной ветви, – говорил Бахаулла. – Исполнитесь духом согласия, дружелюбия и взаимной приязни». Помню, я брал в руки гитару и в шутку наигрывал Рафату популярную тогда композицию тяжелой металлической группы «Чёрный кофе»:
С ветки падающий лист
В день осенний золотист,
Он по воздуху кружится
И танцует, как артист,
С ветки падающий лист.
Нет ни братьев, ни сестёр,
Он один на весь простор,
Он пьянеет от свободы
И пылает, как костёр.
Он один на весь простор.
Если б листья знать могли
Сколько лёту до земли,
А потом лежать, валяться
Под ногами и в пыли.
Если б листья знать могли…
Джуди, жена Рафата, известная джазовая певица, ученица создателя современного джаза Диззи Гиллеспи, который в свое время баллотировался в президенты Соединенных Штатов, несколько косо смотрела на такое пение, но Рафат является большим поклонником Джими Хендрикса со времен молодежной революции 1969 года и поэтому всегда поддерживал мою любовь к рок-музыке. Я тоже считаю, что рок, особенно прогрессив – это западная антикультура, протест против войны, олигархии и буржуазной морали. Помню, как мы исполняли композицию Who’ll Stop the Rain горячо любимой советским народом группы Creedence Clearwater Revival:
Long as I remember,
The rain been comin’ down.
Clouds of myst’ry pourin’
Confusion on the ground.
Good men through the ages,
Tryin’ to find the sun;
And I wonder,
Still I wonder,
Who’ll stop the rain.
Или в русском переводе Сергея Работнова из Ярославля:
Снова дождь-зануда
Как из бочки льёт.
Стая туч густая
По земле ползёт.
Дни, недели, годы…
Снова солнца ждёшь.
Кто же первый
Скажет смело:
Стоп! Стихни дождь!
Я искал повсюду
От дождя приют.
Солнечного замка
Нет ни там, ни тут.
Дождь смывает планы,
Пятилеток мощь.
Кто же первый
Скажет смело:
Стоп! Стихни дождь!
Вдруг в дали дождливой
Песни услыхал.
Там народ счастливый
Под дождём плясал.
Если жить уныло
Счастья не найдёшь.
Будь же первым!
Крикни смело:
Стоп! Стихни дождь!
Возвращаясь к звонку Рафата – как оказалось, он узнал в правительстве земли Северный Рейн – Вестфалия о планах по оказанию технической помощи Таджикистану в области энергетики по программе TACIS, и нужно было срочно вылететь туда для согласования проекта. Вот здесь пригодились мои таджикские связи – я позвонил главному геологу Таджикского геологического управления Алихану Бепбаевичу Дзайнукову, и он оперативно договорился о встрече с Кошлаковым и о посещении высокогорных месторождений.
Интерес Рафата к Таджикистану объясняется очень просто. Термин «таджикский язык» появился только в начале 20-х годов XX века на территории советских республик Средней Азии. А до этого по отношению как к литературному языку, так и диалектам на обширной территории Ирана, Афганистана и Средней Азии употреблялось единое название زبان فارسی (тадж. забони форсӣ), то есть «персидский язык». Поскольку Рафат родился в Иране, то он говорит на фарси. Это обстоятельство весьма облегчало нашу миссию.
В Душанбе на каждом шагу были заметны следы прошедших недавно выступлений оппозиции. Тут и там торчали сломанные деревья, местами угадывались снесенные ограждения и постройки, вдоль пустынных аллей парков из дешевых ларьков несся монотонный таджикский рэп. Нас поселили в общежитии геологического техникума, который находился не в фешенебельной части города. Как только стемнело, весь близлежащий район погрузился в сплошной мрак. Моим спутникам – Рафату и Курту Пфлэгингу, крупнейшему маркшейдеру Германии, автору многочисленных трудов по истории горного дела в Рурской области, сразу стало неуютно, и они предложили отправиться в центр города – знакомиться с «ночным Душанбе». Я, конечно, сказал, что делать этого не стоит и что никакой ночной жизни здесь и быть не может, но спутники настаивали, и пришлось уступить.
Мы вышли на улицу Айни и стали голосовать. Прождали мы довольно долго, и поэтому были чрезвычайно рады, когда около нас наконец тормознул «запорожец». Водителем оказался молодой таджик, который в Рафате сразу признал «голубую» кровь. Он сказал, что зовут его Аббас и что он едет как раз в центр на свадьбу к сестре. За разговором мы выехали на улицу Ленина и оказались прямо на центральной площади, где Аббас заложил резкий вираж – и в этот момент раздался удар, машину резко занесло. Как выяснилось, у «запорожца» заклинило тормоза. Мы выскочили из машины, и все вместе начали пытаться сдвинуть ее, чтобы провернуть колесо. Происходило это прямо напротив ЦК компартии Таджикистана – я даже думал, что нас вот-вот заберут. Поэтому, оставив «запорожца» посреди площади, мы вместе с Аббасом двинулись в расположенную неподалеку чайхану.
