– Так вот, я прихожу назад к Мирковскому. «Ну что, поговорил?» – «Да». – «И что он сказал?» – «Сказал, что Вас и меня ждет П.А.». При этом Мирковский сразу машинально выпрямился: «А сам?» – «Он сказал, что П.А. ждет Вас и меня». – «Ну, пойдем». Заходим. Судоплатов вначале обращается к Мирковскому: «Там у Александра Михайловича срочные дела. У Вас, наверное, тоже – идите, работайте, а мы с товарищем побеседуем».
– Это все там же, в главном здании?
– Да, всё на 7-м этаже, примерно через 3–4 комнаты. Остаемся мы вдвоем с Судоплатовым. «Вы откуда родом?» – «С Кировоградщины» – «А немножко поточнее?» – «Знаменка» – «А, знакомо… А Вы знаете разведчиков-земляков?» Я говорю: «Нет». – «А контрразведчиков?» – «Тоже нет». – «Ну а противников, с Гражданской войны?» Я говорю: «Нет, не знаю никого». – «Ну, тогда я Вам расскажу». И Судоплатов начинает мне рассказывать, что и как было в моих краях в те годы. Какие банды были, какие разведчики, какие сильные работники в контрразведке у противника… Говорил в основном он, и мне показалось позднее, что он просто проверял, как я реагирую на его слова. Что я слушаю, как я слушаю и как это на меня действует. Ближе к концу разговора он спросил про семью, про языки – какие лучше, какие хуже: «А украинский не забыли?»
– Иван Павлович, а Вы знали украинский?
– Да, конечно – я ведь украинскую школу оканчивал. Все предметы были на украинском – за исключением русского языка и русской литературы. Но была и украинская литература. В заключение разговора Судоплатов говорит: «Ну что же, Вы нам подходите». А я еще не знаю, куда?! Мне ведь никто об этом ни разу не сказал! Я даже не знал, что это за люди и что они от меня хотят. Мирковский меня только спрашивал, Александр Михайлович (я еще не знал, что он Коротков) что-то говорил – но мне не очень понравился. Павел Анатольевич рассказывал много, рассказывал хорошо, расположил к себе так, что мне стало как-то даже приятно – и в итоге: «Вы нам подходите». Я молчу, а он говорит: «Евгений Иванович о Вас хорошо отзывался, Александр Михайлович тоже ничего плохого не сказал. Вы знаете немецкий, чешский и два наших – это четыре языка. По вашему жизненному опыту, боевому опыту можно было бы назначить Вас на должность оперуполномоченного. Но давайте мы начнем с первой ступеньки. Дело у вас пойдет, я не сомневаюсь – и через полгода Вы будете оперуполномоченным». Вот так я стал помощником оперуполномоченного Бюро № 1 МГБ СССР.
– Я отмечу, что Бюро № 1 (спецоперации за рубежом) было создано решением Политбюро П77/310 от 9 сентября 1950 года. Начальником был генерал-лейтенант Судоплатов, его заместителями – генерал-майор Эйтингон и полковник Коротков. 26 августа 1952 года вместо арестованного Эйтингона заместителем стал Герой Советского Союза полковник Михаил Сидорович Прудников – 1913 года рождения, выходец из сибирских крестьян Томской губернии. Служил в погранвойсках, в 1941 году был слушателем Высшей пограничной школы НКВД СССР в Москве, откуда был направлен в войска Особой группы при наркоме внутренних дел Берии (будущий ОМСБОН), был командиром боевой группы 9-го отряда специального назначения, затем командиром 1-го батальона 2-го полка ОМСБОН. В феврале 1942 года во главе отряда «Неуловимые» Прудников был заброшен в немецкий тыл, совершал крупные диверсии в Витебской и Барановичской областях, нанося противнику ощутимый урон. 20 сентября 1943 года подполковнику Прудникову Михаилу Сидоровичу было присвоено звание Героя Советского Союза («Золотая Звезда» № 1749). В послевоенные годы им был написан целый ряд книг о разведчиках и сценарий легендарного фильма «Как вас теперь называть?», вышедшего на экраны в 1965 году.
– Да, все эти люди составили целую эпоху в истории госбезопасности. Под началом Короткова я потом работал в Берлине. Он сделал очень много полезного для страны и для разведки. Это был крупный, талантливый и успешный руководитель. За это его ценили и уважали. Это была действительно личность. Но при этом он мог быть грубым, резким и не считаться с мнением других.
– А каким Вам запомнился Судоплатов?
– С самой первой встречи Судоплатов произвел на меня глубочайшее впечатление. Я хорошо помню, как он сказал: «Я в штатском – Вы в форме. Мне понравилось, как Вы вошли, как Вы держитесь. У Вас хорошая осанка. Только знаете – надо чуть помягче. Чтобы, когда Вы будете в штатском, никто не почувствовал в Вас военного. Пусть оно сохранится – но помягче»… И затем: «Вы лейтенант – я генерал-лейтенант. Но у нас принято обращаться по имени-отчеству. Но на всякий случай все же не забывайте, что я генерал». Судоплатов действительно был генералом не по должности, а по жизни. Он мог расположить к себе, и я испытывал внутренний комфорт. Причем, в отличие от других, он в ходе разговора не ставил барьеров, не отталкивал. У меня даже иногда возникала мысль, а не владел ли он гипнозом. Когда он ставил задачу – тебе хотелось ее выполнить! И какой-то внутренний чертик тебя дергал: «Да, это надо – это хорошо, это здорово!» Я не знаю, как на других – но на меня он оказывал влияние. Я его чувствовал – какую-то энергетику, что-то передавалось.
– Мне даже кажется, что в Вас это осталось – я тоже это чувствую.
– Помню, как он спросил: «Вы в отпуске были?» Я говорю: «Нет, не был». – «Ну скажите Евгению Ивановичу, пусть оформит Вам отпуск от нас. А куда поедете? На родину, к родителям? Только знаете что – если заметите что-нибудь не совсем обычное, что-то неприятное – не расстраивайтесь. Мы же Вас будем и там проверять. Значит, наши товарищи неуклюже сработали. Но только скажите мне, чтобы я знал, где мы плохо сработали». Вот это в его пользу или в мою?
– Я думаю, в его…
– И я так считаю. После отпуска я проработал в Центре недолго – до конца ноября. Как-то вечером заходит Мирковский – а работали тогда с 10.30 до 16 часов, потом перерыв и с 8 вечера до полуночи, пока не уйдет начальник, но если после полуночи, то развозили на машинах. Так вот, заходит Мирковский: «Собирайся, завтра в командировку. Зайдем к П.А., а остальное я тебе на месте расскажу». Судоплатов дал хорошее напутствие, рассказал общую обстановку, взаимоотношения с товарищами, держаться подальше от резидентуры… Вышли в коридор, было около одиннадцати вечера. Мирковский говорит: «Документы сейчас получишь у меня, машина за тобой придет утром в половине пятого – и на аэродром. Да, и не забудь переодеться в штатское». Я говорю: «Евгений Иванович, у меня нет штатского». – «Чего? Повтори, что ты сказал!» – Я повторил. – «Как, ничего нет?» – «Есть еще парадная форма и полевая». – «А есть что-нибудь не пограничное, без зеленых кантов?» – Я говорю: «У меня брат в Баковке, летает на Север». – «Значит так – одевай лётную форму. Там тебя встретят и до моего приезда – ни шагу с квартиры». Вот так в лётной форме в грузовом отсеке транспортного самолета я и прилетел в Бад-Фёслау под Веной. Но вначале мы приземлились в Легнице и там заночевали. Ужинали с пилотами, и командир говорит второму пилоту: «Нет, что бы там ни было, а в реактивную авиацию я не пойду». – «Почему?» – Командир показывает на меня: «А ты посмотри на парня – совсем доходяга». А я был крепкий, но худющий. Да еще форма на размер больше! В Австрии меня привезли в домик на окраине Бадена, окруженный со всех сторон забором метра два высотой. Когда прилетел Мирковский, меня приодели и началась моя работа. Полетел я на два месяца, а вернулся только через полгода. Причем мне было сказано, что я теперь там работаю, а в Москву вернулся в отпуск. В Москве я пришел к Судоплатову за инструкциями – это была наша последняя встреча. Он спросил, хочу ли я, чтобы приехала семья. «Тогда пусть Ваша жена приготовит обед. И пригласите Евгения Ивановича. Он познакомится с Вашей женой, доложит мне свое мнение о ней – и я буду решать». Все было очень доброжелательно – и вскоре ко мне приехала семья.
