На самом деле Подвиг – это не бравада, не бессмысленный риск. Подвиг совершается исходя из благородных побуждений для общего блага, спасает другие жизни. В этом смысле, по мнению Евгения Александровича, еще многое предстоит понять. Например, почему совершенно умалчивается роль Лаврентия Павловича Берии в обороне Кавказа. А ведь он получил за этот Подвиг звание Маршала Советского Союза. Основной целью Гитлера в 1942 году было взятие Баку с его богатыми нефтяными источниками. Сталин узнал об этом от своей разведки еще осенью 1941 года и начал заблаговременно готовиться к отражению удара на Кавказ. «Но эта битва до сих пор замалчивается, – считает Евгений Александрович. – А всё потому, что связана с именем Берии. Нам внушили, что Берия – предатель, но это не так. Это ярлык, который ему навесил Хрущёв. Просто надо было убрать Берию с политической арены, для этого и была придумана сказочка о якобы вредительской деятельности Лаврентия Павловича».
Мы, естественно, много говорили о Павле Анатольевиче Судоплатове, вспоминали встречи ветеранов ОМСБОН. «Он со мной советовался, – говорит Евгений Александрович. – Я ему многим обязан. Во-первых, он вытащил нас из района канала Москва – Волга. Нас погрузили на машины и привезли в Москву, где мы узнали, что началось наступление наших войск. Через несколько дней нас снова перебросили в район Рогачёва, мы там снимали свои же мины. И, кстати, посмотрели, сколько на них немцев подорвалось – особенно вблизи мостиков через речушки, которые я хорошо знал еще до войны. Потом нас вернули в Москву и стали готовить к заброске в тыл. Новый год мы встречали в Москве. Выпить у нас ничего не было. Но потом нам с собой дали по две фляги чистого спирта. Когда мы шли к фронту, мы в одном месте встретили отряд Медведева “Митя”. Я говорил с Колей Королёвым – адъютантом Медведева, абсолютным чемпионом СССР по боксу. Он дважды выносил раненого Медведева с поля боя. Наши четыре отряда сопровождала “Эмка”, в которой ехали заместитель командира ОМСБОН полковник И.М. Третьяков и военный комиссар ОМСБОН капитан ГБ Алексей Алексеевич Максимов. Во время авианалета на станцию Брынь их положил вместе с “Эмкой” немецкий штурмовик. Нельзя им было так рисковать и днем ездить на виду. Фактически мы лишились руководства, и вот это по-видимому сыграло свою роковую роль в том, что нас передали армейскому командованию. Но Павел Анатольевич все же вытащил нас в Москву – а не каждый бы решился пойти против Голикова, это грозило многими неприятностями. Судоплатов сам и приехал нас встречать: “Ой, как вас мало – а я пять машин пригнал”. А кто-то: “Да нет, нас много! Вши, вшивые мы”. Тут Судоплатов рассмеялся и вдруг увидел мой автомат – а у меня уже был ППШ, с разбитым прикладом. “А этот что, погиб?” Ему говорят: “Да нет, вот он!” – Подзывают меня. Судоплатов спрашивает: “Что это у тебя?” – Я говорю: “Я уже много чего поменял: и маузер был немецкий с трассирующими, и СВТ, и трехлинейка. Охотник все-таки – вот и поохотился!” У меня здесь на полке много книжек Судоплатова с его посвящением мне, некоторые под псевдонимом “Анатолий Андреев”. Я был у него на 80-летии. Мы поддерживали ветеранские связи. Когда он вышел из тюрьмы, у него один глаз не видел. Вопрос только один: почему Хрущёв не убил Судоплатова? Почему? Ведь это для него было несложно сделать. Однажды при встрече Судоплатов сказал мне с горечью: “Украинцы мне не дают визу. Я не могу съездить на родину в Мелитополь. Потому что считают меня террористом за то, что я убил Коновальца”. А ведь никто не вспоминает, что оуновцы уничтожили Ватутина – талантливейшего полководца. Потом, кстати, Судоплатов позвонил мне и сказал, что всё же был в Мелитополе, пропустили. Дело еще в том, что сын Судоплатова Анатолий учился и работал у нас, в МГУ. Иногда мы вместе с ним ходили сюда ко мне на Университетский проспект. На встречи ветеранов ОМСБОН часто приходили Карасёв и Ботян. О Ботяне, конечно, вообще спокойно говорить невозможно – с его биографией. И вот когда Шилов написал портрет Ботяна, ему посоветовали сделать и мой портрет. Но что-то тогда не вышло. А я был у него в галерее. Там есть и Гавриил Попов, бывший мэр Москвы при Ельцине. Тот еще подлец. Он сейчас снова выступил с циклом статей в “МК” от лица “непоротого поколения”. А какое у него право выступать от лица поколения? У Ботяна есть такое право. У тебя, наверное, есть. А у него нет. Он мне однажды публично сделал замечание, что я забыл ленинское положение о том, что каждая кухарка может управлять государством. Я тогда проверял его кафедру управления на экономическом факультете МГУ. Ведь Попов едва не втравил нас в гражданскую войну. А его портрет у Шилова висит. Он виноват. А Ельцин? Додуматься до того, чтобы стрелять в Белый дом! Между прочим, напротив, в высотном здании гостиницы “Украина”, живет моя дочь. Она филолог, занимается историей средневековой Европы. А Судоплатов мне тогда сказал: я сумел доказать им, что Коновалец вел войну против Советского Союза, а я советский генерал. И они меня пропустили».
Евгений Александрович среди многих своих наград очень гордился медалью Судоплатова. «Мне кажется, Андрей, – сказал он мне, когда мы ехали на студию телеканала “Звезда” для участия в Открытом эфире, – что пришло время снова вернуться к ОМСБОНу». Он попросил меня взять с собой его записки относительно значения битвы за Сухиничи и Хлуднево, битвы за Кавказ, очень хотел коснуться незаслуженно забытой роли Берии. Передача получилась знаковой – фактически это было первое выступление Ануфриева перед широкой телеаудиторией. Он буквально воспрянул, помолодел, в нем проснулся интерес к жизни. Мы стали посещать школы, в которых хранится память о бойцах ОМСБОН, в том числе школу № 1494 на севере Москвы в районе Марфино, во дворе которой установлен памятник чекистам-лыжникам, а школьная пионерская дружина раньше носила имя Кирилла Захаровича Лазнюка. После ликвидации пионерской организации в школе продолжает работу музей имени Лазнюка, где бережно хранится память об ОМСБОН.
Все шло хорошо – и вдруг тромб, инсульт… 5 февраля 2020 года Евгения Александровича не стало. А через неделю, 13 февраля, ушел Ботян.
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
На могилах у мертвых расцвели голубые цветы.
Эти стихи написал замечательный поэт-фронтовик Семён Петрович Гудзенко – омсбоновец, друг Евгения Александровича, с которым они вместе были в составе отряда Лазнюка. Получилось так, что Гудзенко не участвовал в том бою в Хлуднево. Перед войной он учился в легендарном МИФЛИ – Московском институте философии, литературы и истории и добровольцем пришел в ОМСБОН. Гудзенко был первым номером ручного пулемета, командиром отделения и не раз со своим «дегтярем» прикрывал отход товарищей. Вскоре после Хлуднево его тяжело ранило в живот осколком мины – как вспоминал Евгений Александрович, у Семёна были видны кишки, которые он держал руками.
После излечения Гудзенко стал военным корреспондентом и закончил войну в Будапеште. Его женой была Лариса Жадова, искусствовед, дочь прославленного полководца, Героя Советского Союза, генерала армии Алексея Семёновича Жадова, который, однако, отказал молодоженам в своей поддержке. В 1951 году у них родилась дочь Катя. Но полученные ранения давали о себе знать, и 12 февраля 1953 года Семён Гудзенко умер в возрасте 30 лет. Предчувствуя свой близкий конец, он поручил своему другу журналисту Аркадию Галинскому позаботиться о своей вдове.
