На следующий день после похорон Галинский принес Константину Симонову предсмертные стихи Гудзенко, которые настолько потрясли Симонова, что он сразу же опубликовал их в «Литературной газете». А когда семейная жизнь Константина Симонова и Валентины Серовой дала трещину, он сделал молодой вдове Гудзенко предложение стать его женой. В 1957 году они поженились, и Симонов удочерил Катю Гудзенко, которая получила отчество по его паспортному имени Кирилл. Сейчас Екатерина Кирилловна Симонова-Гудзенко – профессор, заведующая кафедрой истории и культуры Японии Института стран Азии и Африки МГУ имени М.В. Ломоносова. Она главный хранитель наследия и заветов величайших поэтов-фронтовиков Симонова и Гудзенко. Вот одно из стихотворений ее отца Семёна Гудзенко:
Когда на смерть идут – поют,
а перед этим
можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою —
час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв —
и умирает друг.
И значит – смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черед,
За мной одним
идет охота.
Будь проклят
сорок первый год —
ты, вмерзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв —
и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже
не в силах ждать.
И нас ведет через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
Бой был короткий.
А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей
я кровь чужую.
Эти строки, которые со сцены нередко читал Владимир Высоцкий, как нельзя лучше подходят еще одному человеку-легенде, которому не раз приходилось вступать в поединок не просто с противником, но с самой смертью – и побеждать ее. За свою невероятную храбрость и запредельное мужество Алексей Яковлевич Очкин – самый живучий солдат Великой Отечественной войны – получил прозвище «лейтенант Огонь». Именно так называл его командующий 62-й армией Василий Иванович Чуйков: «Горяч ты лейтенант, ну прямо огонь!» К тому же Очкин был артиллеристом, и команда «Огонь!» действительно была его второй натурой.
Нет, он не стал Героем Советского Союза. Правда, среди деятелей кино его имя достаточно известно. После окончания ВГИКа он в качестве второго режиссера снимал вместе с Григорием Чухраем легендарный фильм «Сорок первый» (1956), а затем уже в качестве главного режиссера – фильмы «Мы из Семиречья» (1958), «Девушка Тянь-Шаня» (1960), «Гонки без финиша» (1977), работал на «Мосфильме», стал членом Союза писателей. И это при том, что Алексей Очкин двадцать раз был ранен, а Маршал Советского Союза Василий Иванович Чуйков утверждал, что «лейтенант Огонь» носит в себе килограмм металла.
Алексей Очкин родился 1 июля 1922 года (по крайней мере, так он сказал в военкомате) в селе Лыткино Дорогобужского района Смоленской области. Достоверно известно, что среди его предков по материнской линии был основоположник русской военно-полевой хирургии, участник Крымской войны, знаменитый хирург Николай Иванович Пирогов. Уже в детстве мать Алёше заменила сестра отца Анастасия Ивановна Очкина, которая была сельским врачом и с детства учила мальчика закаляться, купаться зимой в проруби, а во время поездок по Смоленщине и Белоруссии прививала любовь к родной земле.
Мы дружим с сыном Алексея Яковлевича – Андреем Очкиным, который родился в 1971 году и очень похож на отца. По его словам, отец добровольцем ушел на фронт в 1941 году, приписав себе два года, и после сокращенного курса Ленинградского артиллерийского училища свое первое ранение получил в окопах на Лужском рубеже. Затем его направили в Омск, где после окончания краткосрочных командирских курсов он становится командиром 2-й батареи 156-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона 112-й стрелковой дивизии, сформированной в Сибирском военном округе. Дивизия была укомплектована в основном призывниками из Новосибирской области, причем 20 % призывников были молодежью призывного возраста.
12 июля 112-я сд в составе 64-й армии Сталинградского фронта выгрузилась на станции Котлубань, совершила 100-километровый марш и 25 июля заняла оборону по восточному берегу реки Чир. В журнале боевых действий дивизии говорится: «8 августа дивизия прижатая к реке Дон начала переправу через реку Дон по ж.д. мосту. В момент переправы противник артснарядами зажег ж.д. мост и дивизия переправлялась по горящему мосту. Танки противника врывались за отходящими танками 121-й и 137-й танковых бригад к мосту. С целью избежать овладения мостом танками противника мост был взорван в 14.00 8 августа».
На следующий день был смертельно ранен командир дивизии полковник Иван Петрович Сологуб. Маршал Советского Союза Василий Иванович Чуйков пишет: «…Вспоминаю 112-ю дивизию И.П. Сологуба, которая начала бои с немецко-фашистскими захватчиками еще за Доном, на реке Чир… Как сейчас вижу этого высокого, стройного командира, верного сына советского народа, человека, который не склонял головы перед фашистскими снарядами. В нем чувствовалась сила командира-вожака… Он был уже без сознания, когда его принесли в медсанбат. Мария Ивановна Карпова, опытнейший хирург дивизии, приложила все искусство, чтобы спасти комдива.
– Василий Иванович?! – узнав меня, Сологуб попытался подняться. – Товарищ командарм, приказ выполнил…
Мне тяжело было видеть таким боевого друга, но он постарался сказать бодрее:
– Мы еще повоюем с тобой.
– Да, мы еще с тобой… – хотел сказать я, но комдива уже не стало, и я, встав у его изголовья по стойке “смирно”, отдал последнюю почесть боевому другу…»
В Сталинграде 112-я дивизия обороняла Мамаев курган. Вот как об этом говорится в журнале боевых действий дивизии:
«ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА № 77 к 14.00 19.9.1942, штадив 112, берег реки Волга 4 км северо-восточнее высоты 102.0 (Мамаев Курган)
1. 416-й стрелковый полк продолжает оборонять район и своим огнем поддерживать наступающий из-за правого фланга на западные скаты Мамаев Курган 90-й стрелковый полк 95-й стрелковой дивизии…»
В повести «Иван – я, Фёдоровы – мы» Алексей Яковлевич Очкин пишет: «Огромной силой фашисты навалились на оборонявшую центр города дивизию Сараева (10-ю дивизию войск НКВД СССР. – А.В.) и овладели Мамаевым курганом, откуда виден не только весь Сталинград, но просматривался за Волгой и левый пойменный берег. Тот, кто владел Мамаевым курганом, владел ключом от города. И командарм Чуйков приказал дивизии Сологуба (ее именовали так и после гибели Сологуба) во что бы то ни стало взять Мамаев. Истребителей танков вместе со стрелковым полком бросили в обход через Вишневую балку на штурм кургана… Трудно было взять главную высоту России, как теперь ее называют. Раз за разом взбирались бойцы по скользким от крови скатам к вершине и снова ее оставляли. Бойцов становилось все меньше, пополнение, прибывающее прямо с переправы, таяло на глазах. Словно огромная жатка спускалась по скатам и безжалостно подряд все косила… Все пять дней и ночей были сплошным грохочущим кошмаром. В последний день штурма, уже к вечеру, не многие достигли вершины. И чтобы удержаться, из последних сил с остервенением долбили твердую, как гранит, не поддающуюся землю. Лишь после этого позволили себе прильнуть к шершавой, сухой стенке окопа и долго-долго тяжело дышали: “Нет, фашист, ты нас отсюда не сбросишь!” Обстановка в Сталинграде становилась все тяжелее, и дивизию Сологуба, словно челнок, командарм бросал из одного пекла в другое. После Мамаева кургана – на оборону уже разбитого завода “Красный Октябрь”, потом, когда нависла угроза над районом “Баррикад”, перевели туда. Здесь, в конце сентября, фашисты нанесли большими силами удар, и дивизия Сологуба оказалась прижатой к Вишневой балке, прозванной позже “Балкой смерти”. Отбивались из последних сил в жарких развалинах, среди искореженного железобетона и горячего пепла».
