Ага, ага, в делах, поняла я, что там за дела были...
— Идея с женитьбой была, пожалуй, самой идиотской, что забрела мне тогда в голову, — продолжает Кайсаров, — но мне казалось — это практично. Семейный подряд и все такое. Тем более — все равно же мы с ней спали тогда, зачем разбрасываться, если можно построить что-то большее? Я никогда не рассчитывал, что буду пылать к женщине страстью, всегда считал себя гораздо выше и умнее этого. Семью — планировал, строго, цинично, чтобы было потом, кому передать то, что сам построю. На том и погорел, видимо. Стелла не собиралась рожать, вообще продвигала идею суррогатной матери, но я тогда озадачился — на кой мне нужна жена, если ребенка мне предлагают купить у другой женщины, и Стелла тогда притухла. А потом… Была та стрелка, с которой я еле уполз. Мать тебе рассказывала?
— Про раненого бандита, которого они с дедом зашивали и выхаживали? Да, было дело. И про то, что он сыграл в Карлсона, пообещав вернуться, — тоже говорили, — я с удивлением обнаруживаю, что под треп Кайсайрова употребила не только весь омлет, но и потихоньку таскаю клубнику с небольшой тарелочки. Классная клубника, блин, сладкая, спелая — как только что с грядки. Ни за что бы не сказала, что сейчас для неё не сезон. А ведь не сезон.
— Я вернулся домой, сообщил жене о разводе, а через неделю она мне принесла тест на беременность, — пальцы Кайсарова барабанят по скатерти, будто выстукивая кому-то похоронный марш, — потому развод как идею я и зарубил на корню. За ребенка нужно было нести ответственность, а вся эта разводная чушь мне всегда казалась исключительно темой для слабаков. Мой папаша тоже развелся с матерью, даже платил алименты, а мать все равно после работы и домашних дел на ногах не держалась. И денег едва хватало.
Хорошо сказано, конечно — про ответственность за детей. Только распределилась эта ответственность как-то криво. Жене-стерве — все, любовнице — ни черта, даже алиментов. Не хочу быть мелочной, хотя, постойте почему это? Хочу! Очень даже хочу!
— Как же так вышло, что вашей жене понадобилась Лика? — с интересом уточняю я, откладывая вопрос про деление ответственности. Если беременность была настоящей, то — зачем же тогда Кайсарова вообще затеяла всю эту схему?
— Ну, я подозреваю, дело было в том, что я изначально предупредил её, что генетическую экспертизу сделаю, — тут уже Кайсаров начинает говорить слегка сквозь зубы, — я постоянно мотался по стране, Стелла оставалась одна, это было чистым здравым смыслом. Судя по всему, этим обещанием я попал не бровь, а в глаз. Я тогда действительно регулярно уезжал из города, по два-три месяца мог дома не бывать. Слишком много последствий было у той сходки, слишком много народу на меня охотилось. Судя по всему, Стелла втихую сделала ранний аборт, на людях появлялась с накладным пузом, а когда я приезжал — я помню прекрасно, что она умудрялась удивительно метко попасть “на сохранение”. Теперь-то понятно зачем — чтоб я её, не дай бог, не увидел, пока эта дрянь тянула время и планировала забрать ребенка у Оли. А мне эта гнида Завьялов старательно втирал, что твой дед вообще на другой конец страны уехал вместе с дочерью. Конечно, самому-то ему Стелла ни в коем разе, он тогда как раз клинья к будущей женушке подбивал. Один слух про ребенка на стороне — и черта с два бы ему что-то обломилось...
— Вы были знакомы с Завьяловым?
Рано или поздно, все равно вопросы так или иначе задевают милейшего Андрея Викторовича. Боже, даже Лика с ним спала — и сдался же он ей на что-то...
— Он был у меня на вторых ролях тогда, — Кайсаров брезгливо морщится, — не правая рука, но многие вещи я делал через него. Позже он женился выгодно, прибрав к рукам капитал жены — она ничего не понимала в бизнесе. Он, впрочем, тоже так себе, поскольку — насколько я понял из того, что мне успели доложить — последние несколько лет он только и выживал за счет тех средств, что Стелла ему платила за молчание. Как тебе такая тема — я сам платил за то, что моя жена меня разводит.
— Откуда вы вообще успели это узнать?
Клубника на моем блюдечке заканчивается, я задумчиво оцениваю взглядом оставшийся на столике запас еды. Внезапно он не кажется таким уж большим. Это у меня от нервов такой жор обострился, что ли?
— Ну, как, — у Кайсарова выходит действительно странная, такая очень острая враждебная полуулыбка, — вчера мои люди прижали Стеллу. Сегодня утром — привезли Завьялова. По отдельности они молчали, только стоило прижать — заверещали и начали сдавать друг друга так быстро, мы еле успевали записывать.
Пожалуй, я не хочу знать, какими методами люди Кайсарова “прижимали” и Стеллу, и Андрея Викторовича…
— Так что об этом можешь не волноваться, Вика, — Кайсаров дергает самым уголком губы, — у Стеллы сейчас две дороги — либо она просто исчезнет, либо сядет, далеко и надолго. Мы сейчас взвешиваем возможность второго, и если сочтем, что срок короткий, или есть риск, что эта стерва сумеет отбрехаться — пойдем по первому пути.
— Но ведь за Лику ей уже не предъявишь, — я с досадой осознаю недостатки того, что даже у самых страшных преступлений довольно короткие сроки давности. Хотя я, разумеется, с удовольствием бы предпочла, если бы у этой истории было законное разрешение. Не хотелось бы брать на душу грех, даже опосредованно, тем более — из-за Стеллы Кайсаровой.
— Нашлись и более свежие косяки, — криво ухмыляется Кайсаров, — быть может — найдутся еще. Они там еще не замолчали в своем желании самим обелиться и залить дерьмом другого. Вика, а давай лучше поговорим о тебе. Это куда более приятная и более подходящая для завтрака беседа.
Да ну. Я вот не согласна с такой мотивацией в выборе темы беседы.
— Значит, МГУ, юридический факультет, отличница, — с таким удовлетворением, будто поступала я туда по его протекции и его же усилиями сдавала экзамены, повторяет Кайсаров, — а работаешь?..
— Открытое акционерное общество “Рафарм”, — сухо отрезаю я, — исполняющая обязанности руководителя переводческого отдела. Перевожу с японского языка, если тебе действительно интересно.
— Японский это замечательно, — Кайсаров невозмутимо кивает, — особенно если не начальный уровень. Да и Рафарм — весьма перспективное место. Слышал о его основном владельце — очень многообещающий юноша. Говорят, даже более борзый, чем я был в свое время.
Интересно, польстила бы Эдуарду Александровичу такая характеристика?
Нет, пожалуй, он вообще не похож на человека, для которого важна чужая лесть.
Блин, ну как же странно это все — сидеть и обсуждать с Кайсаровым мои успехи в жизни, будто я жду от него одобрения. Вот если бы он ко мне в пятом классе приехал, когда я первый раз выиграла федеральную олимпиаду по английскому — вот тогда мне было бы приятно похвастаться перед ним своей победой. А сейчас что?
— Слушай, к чему весь этот цирк, ты ведь наверняка уже даже анкету мою видел, — я пытаюсь закончить этот дурацкий разговор, попутно вгрызаясь в хрустящий белый тост, — ты прекрасно знаешь, где я училась, где сейчас работаю, поди, и количество пятерок в школьном аттестате посчитал.