У Маруськи, прижавшейся к оконному стеклу носом и ладошками, любующейся на проезжающие мимо неё полосы поля, на которых — о, боже — пасутся лошадки, живые и настоящие, — настолько счастливый вид, что мне сейчас очень хочется крепко обнять Ника, и если бы он не был за рулем — пожалуй, я бы так и сделала.
— Спасибо, — негромко произношу я, стараясь, чтобы эти слова прозвучали искренне. В конце концов — этот мужчина заслуживает моей благодарности.
Надеюсь — он все ощутил в том взгляде, которым я упираюсь в его выбритую щеку.
Ник же без лишних слов ухмыляется. Самый уголок рта приподнял, но как же красноречиво. Все хорошо, мол, всегда пожалуйста.
Осталось только понять, откуда это посасывающее ощущение под ложечкой, будто меня одолевает какой-то невнятный страх. С чего бы страх? Не Ветрова же я боюсь, да?
Или все-таки…
Представить, как он упрется в меня своими бесстыжими глазами и будет промораживать ими насквозь, потому что совершенно точно поймет, зачем я приехала аж на два дня с мужчиной в этот конный клуб.
Уж я-то не маленькая девочка, от лошадок не балдею…
Нет, это не то… Да, ползет по коже легкая мурашливая изморозь от этого представления, есть легкое послевкусие чувства, наверняка знакомого неверным женам, пытающимся разгрести ситуацию с неожиданно вернувшимся из командировки мужем и любовником, спрятанным под кроватью.
Дурь, на самом деле…
Но если меня беспокоит не это, то что вообще?
От глупостей в голове я отвлекаюсь в принудительном порядке, сосредоточившись на проплывающих мимо окна пейзажах. На самом деле есть на чем. Домики здесь разбросаны вокруг основного комплекса с конюшнями. И пока мы с Ником едем в поисках, где именно мы сможем кинуть наши кости, сумки и прочие свидетельства собственной бренности — мы проезжаем широкие, даже еще вполне себе зеленые пастбища, не смотря на осень, происходящую вокруг.
Впрочем, день-то как раз сегодня не осенний, солнечный, зря я переживала, что хандра Маруськи все-таки победит и смажет впечатление от посещения клуба с заветными лошадками — все складывается лучшим образом. И Ник выбрал отличный способ зарекомендовать себя в глазах Маруськи.
Ну, кроме Ветрова, бродящего где-то в окрестностях.
И делового сейшена Козыря и младшего Такахеды, который наверняка украдет у меня завтра Ника на половину дня.
Пофиг.
И на Ветрова пофиг, и на деловую встречу.
Все равно нашу субботу никто у нас не отнимет. Жаль только, что при сборе вещей я не додумалась взять с собой сковородку. Ох, как она бы мне пригодилась в общении с некоторыми личностями…
Зато тут есть лошади…
Может, одна из них из чисто женской солидарности двинет этому паршивому мерину по голове копытом?
От лошадок не балдею — это на самом деле довольно смелое заявление, на практике быстро оказывающееся далеким от истины. Гуляющие по просторному огороженному пастбищу породистые, шикарные гривастые красотки — ну, или красавцы, черта с два я отличу, хоть даже и окажусь с ними рядышком, на самом деле заставляют и меня придвинуться ближе к окну, и ловить взглядом то одну, то другую.
— Плюшка, а какая, по-твоему, самая красивая тут лошадка? — с интересом озадачиваюсь я, когда сама терплю неудачу в этом начинании. Не могу — они все красивые.
Маруська с уверенностью тыкает пальчиком вперед. Будто уже заранее заприметила ту самую и дожидалась, пока я спрошу.
О-о-о…
Да, пожалуй, во вкусе моей дочери не откажешь.
Черная как смоль, но со светлыми, почти белыми хвостом и гривой. С белой звездой на лбу. И грива-то у нас в косичку заплетена. Ух!
Ник самым удивительным образом вклинивается, тут же определяя этот окрас лошади как серебристо-вороной, а я со своим метким определением «черная» тут же ловлю мысленный фейспалм. Точь в точь, как если при моряке ляпнуть, что корабли по морю плавают, а не ходят.
— Ты будто готовился устраиваться сюда тренером, — замечаю я, после того как Ник и Маруська вдоволь наобсуждались в предположениях — что же это за порода лошадей, и как именно это определить.
— Ну, я, если честно, занимаюсь… Иногда… — Ольшанский строит настолько покаянную физиономию, будто я поймала его с поличным на краже пирожных из кондитерской.
— Иногда? — задумчиво уточняю я, потому что на самом деле по произошедшей за эти десять минут мини-лекции о повадках лошадей различной породы у меня сформировалось смутное ощущение, что этот тип не ездит ни в какие свои командировки, а торчит тут все выходные.
Ну, или, может, он каким-то неведомым образом закачал себе в голову полный лошадиный справочник?
— Сейчас — иногда, — продолжает мутить воду Ник, в который раз избегая прямого ответа, — в те выходные, по крайней мере, когда ты не соглашаешься сходить со мной в кино.
Маруська зыркает на меня подозрительно — потому что недавно «девочки ей сказали», что в кино «с друзьями-мальчиками не ходят». Сногсшибательный вывод, что если мальчик зовет тебя в кино — то он хочет с тобой, о, ужас — целоваться, и как так можно, фу — так и вовсе довел меня почти до слез.
Это удивительное девчачье самообразование. Интересно, почему в моем детстве мне никто такого не сообщал? Или это я всем вещала такую фигню?
Нет, Маруське дядя Ник по-прежнему представлен как мой друг, и пока я не спешу с изменением этого значения. Слава богу, тот единственный поцелуй, что случился при Маруське, — моя дочь неведомым образом все-таки проморгала. По-крайней мере — я так и не дождалась вполне законных сомнительных вопросов, которыми меня уже мучили пару раз после тех кино.
Интересно. Ник сказал «сейчас — иногда». А когда было часто?
Пастбище с лошадьми неожиданно заканчивается, нам становится некого обсуждать. Но, ура — Ник все-таки выворачивает по дорожке к небольшому «скоплению» домиков — ровно четыре на хорошо обустроенной ровной лесной прогалине. Потом сверяется с записями в телефоне и выворачивает к крайнему левому — зеленому.
Домик небольшой, двухэтажный, но ужасно уютный даже на вид.
— Ну, что ж, леди, мы приехали, — деловым тоном отчитывается Ник, отстегиваясь от своего кресла и разворачиваясь к Маруське, чтобы расправиться и с её ремнями, — давайте занесем вещи внутрь, и можем уже идти к лошадям.
К лошадям — это хорошо. Это очень бодрит, по-крайней мере — самое шебутное создание в нашей компании. Потому что у неё из вещей — один небольшой рюкзачок, с которым она не расстанется даже во время ознакомительной экскурсии по клубу. Зато есть повод поплясать вокруг меня и Ника — мужественно взявшего на себя и свою, и мою сумки, засыпая нас тысячей нетерпеливых вопросов. Вплоть до «а можно мне тут подождать» — потому что Маруська, как и всякий ребенок, уверена — стоит зайти в дом, и вот там-то точно задержишься на неопределенный срок.
