— Да я тоже не хочу, — Ник едва слышно поскрипывает зубами, и встряхивает головой, — но отказаться… Это же проигрыш, чистой воды, самый позорный из всех возможных. И даже если Ветров и не вздумает потребовать с меня выигрыш — это все равно будет надо мной висеть. Предложи мне еще взять собственное достоинство и выслать Ветрову по почте, перевязанным бантиком.
Ну и потрясающе!
Висеть над ним это будет!
А надо мной его выигрыш висеть не будет, конечно. Только стоять высоким памятником той части мужского тела, которой теперь накроются эти мои выходные.
Господи, мужики, с этой их идиотской логикой «отказался от спора — значит проиграл»…
И это их неутомимое желание во всем всегда выигрывать.
— Вик, — Ник пытается поймать меня за локоть, но я шагаю в сторону и уворачиваюсь от его руки.
Пусть решает сам, что ему важно — его самолюбие или наши перспективы. Ведь строить отношения с мужчиной, который совсем не нравится моей дочери — я точно не буду. Возможно, так будет даже проще…
Господи, а это-то что за мысли?
— Ну, все, солнышко, мне пора, — Ветров выпрямляется и на секунду мы с ним все-таки сталкиваемся глазами.
Онегинские «волна и камень» — самое то описание для этого «схождения».
Мой взгляд — кипуче-кислотный, его — прохладно-спокойный. Да. Он совершенно точно понимает, что делает. Вон, даже ухмыляется слегка, явно представляя все последствия происходящего.
Интересно, а какой именно вариант представляется Яру наиболее выгодным?
— У тебя усталые глаза, Вик, не выспалась? — вот именно этой фразы я от Ветрова сейчас не ожидаю. Даже вскидываюсь, лишний раз впиваюсь глазами в его лицо, пытаясь разыскать подвох.
Комплимент — это бы я еще поняла, он легко их может отпустить, даже используя их как издевки, но вот это внезапное беспокойство — такое странное для человека, который намеренно отнимает у меня все, что мне дорого…
Выспишься тут, когда некоторые не дают мне покоя ни днем, ни ночью. Сон всплывает в памяти совершенно не к месту, и я с досадой ощущаю, что краснею, будто Ветров может подслушать мои мысли.
— Я и приехала сюда отдохнуть, — холодно отрезаю я, чтобы лишний раз не расстраивать Маруську, исключительно выражением лица передавая Ветрову «от тебя». Даже если он вдруг не поймет — я, по крайней мере, для себя все нужные слова додумаю.
— Болейте за меня, девочки, не прогадаете со ставкой, — ухмыляется Ветров после недолгой паузы, с которой вглядывается в мое лицо и что-то внутри себя взвешивает.
Значит, все-таки намерен выиграть? Это хорошо.
Я оборачиваюсь.
Ну, что там Ник, может, все-таки надумал отказаться от этого идиотского спора?
Нет, не надумал. Пока я обменивалась выпадами вербальных шпаг с бывшим — Ник уже подошел к своему коню и осторожно поглаживает его по морде, будто здороваясь. Если быть точнее, подошел он к каурому, песчано-рыжеватому жеребцу, который уже нетерпеливо приплясывает за белой оградкой поля для скачек.
Они явно знакомы, лошадь будто по привычке требовательно тыкается Нику в ладонь мордой и находит в ней кусок яблока.
Итак, знакомая лошадь, привычный клуб.
Сколько еще плюсов будет на стороне Ольшанского?
Он, поди, и стипль-чезом этим именно и занимается.
Жаль только мрачная, но решительная физиономия Ника не настраивает на спокойный лад. Не один Ветров тут настроен победить.
Я ловлю себя на том, что все сильнее начинаю на Ника злиться. Нашел, блин, место и время устраивать эти мальчишеские разборки с отстаиванием своей мужской чести.
Интересно, с кем он сюда приехал — со мной или с Ветровым? Вот с ним пусть и спит, раз честь в его глазах так ронять не хочет.
— Марусь, — я осторожно тереблю дочь за плечико, — у нас занятие, может быть, пойдем туда — мы ведь опоздаем.
А так, может, эти два петуха-недобитка разберутся без нас, а я потом смогу как-то замять это дурацкое условие.
— Я хочу посмотреть, как папа победит дядю Ника, — откликается Маруська. Блин! Вот все я верно поняла, Ник тут явно не в фаворитах. И ведь может стать хуже. Есть куда ухудшать.
— А ты сама разве уже расхотела учиться держаться верхом? — хороша бы я была, если бы уступила ребенку с первого же раза и не продолжила продавливать нужный мне вариант.
Тем более, что она и правда ведь хотела.
Маруська закусывает губешку, теребя шнурок ковбойской шляпы, что должен бы висеть под подбородком, а моей мелкой достает аж до груди. Сомневается.
Ну, давай, малышка, поддавайся на искушение. Неужели я за восемь лет не научилась тебя правильно искушать?
— А давайте я с тренером договорюсь, о том, чтоб вас местами со следующим учеником поменяли, — подскакивает слева вездесущая и сейчас заработавшая себе крепкое проклятие Олеся.
Если бы я могла — я бы дала этой купленной Ветровым посовушке в нос.
Только и нельзя, и поздно.
Маруська уже все, что надо услышала. И просияла!
— А так можно? — сквозь зубы цежу я, надеясь, что хоть по тону «умница» Олеся поймет, что правильный ответ тут: «Нет, нельзя, ни в коем случае, извините, оговорилась и вообще ошиблась с тем, что родилась на свет такая болтливая».
— Конечно, сейчас я сбегаю к Руслану Геннадьевичу, — мало того, что наш инструктор оказывается абсолютно невосприимчивой к моим мысленным посылам, так она еще и тут же испаряется, даже не уточнив, кто именно у нас тренер. Точно знает, явно…
Отговорок больше нет, и я, и Маруська теперь имеем отличную возможность понаблюдать, и как Ник заставляет коня пробежаться бодрой рысью по свободной от препятствий дорожке, и как Ветров его в это время ожидает.
Ну что ж, побеждает тот, кто придет первым к финишной черте.
Мы же с Маруськой поднимаемся на места для зрителей, на которых моя козявка, не мудрствуя лукаво и делая вид, что она и близко не замечает свободных сидений, плюхается ко мне на колени. Одной-то скучно, да?
Я только крепче прижимаю к себе дочь. Теплую, родную — и нетерпеливо ерзающую в ожидании «когда же они начнут».
Боже, как же хорошо, что Яр даже близко не догадывается, как попал со своей просьбой. Потому что я…
Я буду, кажется, болеть именно за него.
10. Скачки и прочие неприятности
Это оказывается интересно.
