— С лихвой.
Она кивает и все-таки шагает к дорожке от вольера, оставляя мне возможность только полюбоваться её дивным тылом.
Боже, благослови того, кто придумал обтягивающие джинсы.
Сложная она у меня все-таки задачка. С нахрапу и не соберешь, весь мозг сломаешь. Все-таки чем дальше, тем сильнее у меня ощущение, что этим три тысячи раз проклятым иском я все испортил. Убил все то, что еще могло бы быть. Нет, я не собираюсь опускать руки, но хотелось бы хоть один маленький знак, зацепку...
— Ах, да, Яр, — Вика оборачивается и смотрит на меня с легкой снисходительностью, — будет очень неплохо, если Маруська пообедает чем-то кроме мороженого. Справишься с этой задачей?
— Я очень постараюсь, — с легкой иронией ответствую я, хотя на самом деле мне очень хочется поднять руки и признать собственное поражение.
Туше.
Сам бы я об этом не додумался.
Машунька отлично справляется. Как для первого занятия, так и для десятого, все-таки на лицо видна и внутренняя дисциплина, и неплохая физическая форма моей малышки.
И это заметно не только на мой субъективный взгляд, тренер тоже остается очень доволен этим занятий, приглашает и Машуньку, и меня, как родителя, к которому первым делом прибивается ребенок. Я ограничиваюсь туманным: “Посмотрим”, — а потом прихватываю дочь за руку и веду её в ту сторону, где, по словам ужасно услужливой Олеси, есть кафе. Новость про то, что пообедать мороженным не удастся кстати не очень-то и радует Плюшку, но она сносит эту новость на диво стоически.
— Ну что, теперь ты, наверное, хочешь вырасти и стать наездницей? — с интересом спрашиваю я, пока Машутка выкладывает на столе сложный узор из зубочисток, чтобы хоть чем-то себя занять, пока повар там колдует над её обедом.
— Не, — серьезно покачивает головой моя дочь, — хочу стать чемпионом мира по боксу. Хотя… — родные глазки задумчиво щурятся, — наездницей тоже прикольно. Я смогу как ты ездить, папочка?
— Лучше сможешь, — уверенно констатирую я, — если будешь часто и много тренироваться.
Нет, мой навык был хорош, но далек от совершенства. С профессиональным жокеем и рядом не стоял.
Ну, и должен же я немножко увести мысли мелкой в сторону от бокса.
Я сам за неё кого хочешь зарою, а моя дочь может себе позволить быть хоть сказочной единорожкой, если захочет, она этого достойна.
— Пап, а ты правда не будешь меня от мамы забирать? — Маруська спрашивает это, пристально таращась на меня, будто перепроверяя уже имеющиеся данные. Так странно узнавать в ней и свои черты, и видеть Вику, которая любой факт подвергала тройной-четверной проверке.
— Нет, солнышко, — я виновато улыбаюсь, обнимая дочь за плечи, — я не хочу больше расстраивать ни тебя, ни твою маму.
— Ты думал, что мне с мамой плохо? — пытливо уточняет Машутка, все так же не по-детски серьезно глядя на меня и безмятежно посасывая трубочку из-под сока.
— Думал, Машунь, — мягко киваю я, подчеркивая именно прошедшее время, — но вижу, что ты любишь маму, и с ней тебе хорошо. Хорошо ведь?
— Очень, — Машунька задумчиво тыкает вилочкой в котлету на своей тарелке, — и я без мамы не хочу.
— Я тоже без твоей мамы не хочу, — фыркаю я, и мы переглядываемся как заговорщики. Пусть Викки знает о моих намереньях, все равно то, что Маша очень рада им, вдохновляет на великие свершения.
На самом деле два часа — это пыль. Абсолютно жалкие мгновения, которые пролетают так быстро, что их не успеешь и заметить.
Мы с Машкой прошлись по клубу, полюбовались на лошадей, таки нашли лоток мороженщика, разорвали джинсы на колене и заработали ссадину на нем же — обсудили, насколько нам обоим влетит от мамы, и двинули обратно — к отстроенным в стороне от основного клубного комплекса домикам для вип-клиентов.
Ну, я двинул.
Машунька же крепко обнимает меня за шею теплыми ручонками, а я сам поддерживаю её под коленки, чтобы она не очень сползала по спине.
Иго-го, блин!
Но оказывается, ужасно сложно взять и подумать, сказать: “Нет”, на простую просьбу покатать, высказанную семилетней козочкой с твоими глазами. А умильные рожицы она умеет строить отличные.
Ой, не завидую я парням, что попадут под её очарование лет через двенадцать. Не завидую не только потому, что Мария Ярославовна будет вить из них веревки. А потому что я для их отстрела, наверное, заведу дробовик…
— Потрясающе, — насмешливый голос Эда догоняет меня, когда я уже ступаю на вторую ступеньку домика, из которого так кстати исчез Ольшанский, — директор по юридическим вопросом ведущего фармацевтического концерна страны по выходным промышляет частным извозом и возит на своем горбу пассажиров. Яр, а какие расценки? Я тоже хочу воспользоваться твоими услугами.
Я невозмутимо поднимаюсь на третью ступеньку крыльцы, ослабляю хватку, позволяя Машуньке соскользнуть вниз и встать на ноги, опускаю ладонь ей на плечо, а потом разворачиваюсь в сторону, откуда слышал голос Эда.
— Первое — у тебя не хватит денег, Козырь, — я улыбаюсь своей типичной нейтральной улыбкой, как и всегда, когда мои слабости находятся глубоко под ледяным панцирем, — а второе — я посмотрю на тебя года через три, когда подрастет Александр Эдуардович. И сделаю фото на память.
Козырь, отчаянно маскирующийся под бизнесмена на отдыхе, в темных джинсах и светло-серой расстегнутой легкой куртке, ухмыляется и подходит ближе.
Он ждал меня на лавочке у снятого мной коттеджа, укрывшись от моих глаз за моей же тачкой, и если я верно понимаю — то это его машина и пара сопровождающих запаркованы у дальнего углового дома. Кажется, в прайсе он значился самым дорогим.
— Ну, и как дела? — Эд красноречиво задирает бровь. Он умеет задать кучу вопросов одним только этим жестом, и даже объяснить причину увольнения нерадивому сотруднику.
— Прекрасный был выходной, — произношу я с глубоким чувством, — пока работа мне его не испортила.
— Спасибо, что подкинул мне повод, — Эд игнорирует подколку и, улыбаясь самыми уголками губ, выписывает мне беззвучное одобрение.
И пусть я не сделал ровным счетом ничего, кроме как укатил в этот не самый близкий конный клуб, никогда не бывает бесполезно прикинуться, что ты заслужил эту похвалу.
— Пожалуйста, — я заинтересованно щурю глаза, — так зачем ты его вывез из города?
Уточнять, о ком речь, нам с Эдом не надо. Все довольно прозрачно и так.
— Тс-с, — Козырь ухмыляется, уводя взгляд в сторону, — не ори так громко, Ветров. Это не я, а он меня увез. Так он думает.
Какая прелесть.
Ну, что ж, значит, планы Эда наконец-то достигли стадии действия. На этой неделе начнется жара…
Маруська с интересом разглядывает то меня, то Эда. Кажется, кто-то любит играть в загадки.
