— Я уже говорил, это дело нельзя откладывать на потом, — мой маневр проходит успешно.
— Что ж, тогда я вас слушаю, — проходя в гостинную и опускаясь в одно из кресел, я указываю японцу на кресло напротив себя.
Он же — не торопится садиться, останавливаясь у подлокотника, и продолжая глядеть на меня сверху вниз. Будто бы слегка испытующе и сомневаясь во мне.
— Я хочу, чтобы вы работали на меня, Виктория, — наконец произносит Ютака, — а если говорить яснее, я хочу вас перевербовать.
А вот это уже интересно...
— Вы уверены, что верно выбрали слова, Такахеда-сама, — медленно произношу я, в уме же пытаясь прикинуть возможные варианты ответа на этот странный вопрос, — перевербовать? То есть?
— Сейчас вы работаете на Козыря, — спокойно поясняет японец, все так же глядя на меня сверху вниз, — А я хочу, чтобы вы работали на меня.
Прямо и в лоб. Попробуй понять не так, как сказано.
— Оставаясь на этом же месте работы? — на всякий случай уточняю я и получаю снисходительный кивок. — Но я все-таки не понимаю, чего конкретно вы от меня хотите.
— Кто знает, — Ютака пожимает плечами и опускается бедром на подлокотник кресла, — помощь с вашей стороны может потребоваться очень разная.
— Вроде допущенных огрехов при переводе высланных контрактов? — прямо уточняю я, старательно удерживая на лице бесстрастное выражение. — Подставляющих интересы Эдуарда Александровича, но представляющие выгодные возможности для вас?
Японец смотрит на меня молча, улыбаясь совсем слегка, но все-таки улыбаясь. В этой ситуации улыбка означает только одно — все я поняла верно. Просто вслух он это не скажет. И на суде будет все отрицать.
С одной стороны — самое верное в этой ситуации — спросить, с чего именно он взял, что я заинтересована в предложениях такого рода, а после— послать его к чертовой матери. С другой…
Я здраво понимаю его возможности.
Он уже подкупил не одного человека в Рафарме. Он уже дестабилизирует его работу. Он, черт побери, представитель нашего инвестора, которому Эдуард Александрович в какой-то мере, но все же доверяет. И открытая конфронтация с ним — это недальновидно и попросту опасно.
Как давно я не играла в такие игры, черт возьми...
— Разумеется, ваша работа на меня будет оценена по достоинству, — вкрадчиво и совершенно по змеиному, без зубов улыбается Ютака, — можете быть уверены, мои союзники никогда не жалеют о том, что выбрали мою сторону.
— Вы предлагаете мне предательство, Такахеда-сама, — негромко произношу я, не давая прорваться наружу моей настоящей злости. Для такого как он никакой внутренний кодекс чести попросту не существует, он убежден — любой вопрос можно разрешить деньгами. Важно только их количество.
Он не поймет, если я взорвусь. Только решит, что я набиваю себе цену.
Да и зачем взрываться? До совести тут не докричишься.
— Я предлагаю вам подумать о своем будущем, Виктория-сан, — мягко поправляет меня Ютака, — Козырю осталось не так долго стоять у руля, как ему бы хотелось. И его компания совсем скоро потеряет свою ведущую позицию. Если вы потеряете свое место — готовы ли вы возвращаться к той жизни, которая у вас была до Рафамара? Хотите ли до конца жизни быть выброшенной на обочину? Или, может, позволите человеку, что это сделал, еще и последнее у вас забрать?
— Вы ведь сейчас говорите про мою дочь, не так ли?
Как много он все-таки знает обо мне. В последнем намеке — ясно читается его осведомленность про грядущий суд по делам опеки, в предпоследнем — о роли Ветрова в моей “карьере”. Такое ощущение, что он и вправду ехал сюда, тщательно распланировав этот подкат.
Убежденный, что я соглашусь.
— И про вашего бывшего мужа, который не оставляет вас в покое, — Ютака делает несколько шагов в мою сторону, останавливается у моего кресла, — к чему вам беспокоиться о предательстве того, кто позволяет процветать человеку уже не единожды предавшему вас? Если бы Козырь не держал вашего бывшего мужа на столь высоком посту — разве была бы у него возможность пытаться отнять у вас дочь, к примеру…
А ведь еще вчера я могла бы и задуматься над этим предложением.
До нашего с Ветровым мирового соглашения.
Уж слишком сильно я боялась потерять Маруську, слишком была уверена, что ни за что с Ветровым своими руками не справлюсь, так что… Могла и вцепиться в предложенную руку помощи, оправдываясь “своя рубашка ближе к телу, а своя Плюшка — дороже угрызений совести”.
Пальцы Ютаки ложатся на мой подбородок, сжимают его, заставляют меня задрать голову и встретить его взгляд напрямую.
— Вы можете получить мою помощь уже сейчас, — меж тем вкрадчиво тянет он, — только скажите, я помогу вам избавиться от неприятного прошлого. И вам ничто не будет угрожать.
— Кажется, вы уже говорите не только о работе, Такахеда-сама, — моя попытка отодвинуться терпит феерический провал. Убрать руки мужчины от моего лица сейчас можно только “вручную”, и то я не очень уверена, что получится. — И вы очень торопите события, я ведь еще не дала вам своего ответа.
Пальцы японца соскальзывают вниз по моей шее, на долю секунды стискиваются на ней. А после — уже и сам Ютака наклоняется ближе ко мне, снова заглядывая в мои глаза, на этот раз — с расстояния в пятнадцать сантиметров.
— Вы все еще не хотите узнать конец моей поговорки? — совершенно сбивая меня с мысли выдыхает он.
— Поговорки? — я недоуменно поднимаю брови, благо, что для поддержания диалога это вполне удачный жест. Я не могу сейчас выказать даже малейшую степень ярости от этого разговора.
Полезней быть заинтересованной. Выглядеть ею.
— Нельзя удержать в руках ветер, воду и женщину, которая хочет убежать, — Ютака говорит медленно, не торопясь, будто я и не говорила ему, что у меня мало времени, — но только женщину можно отпустить и настигнуть.
Именно в эту секунду я и осознаю всю остроту собственного положения. Маруську вместе с няней я разрешила забрать Свете, и домик на отшибе базы конного клуба был пуст. Предполагать, что если Ютака что-то вдруг захочет со мной сделать — я смогу дать адекватный отпор, довольно опрометчиво. Все-таки он мужчина. На голову выше меня и тяжелее килограмм на двадцать точно. Физическая форма у него очень даже, так что... Да, он вполне обоснованно считает, что он меня "настиг". Загнал в угол, можно сказать.
— Да, да, вам некуда бежать сейчас, Виктория-сан, — японец склоняется ко мне все ближе, заставляя мое сердце колотиться сильнее — его горячее дыхание уже опаляет мое лицо. — И я не сомневаюсь в положительности вашего ответа. Вы очень умны, я это знаю, но ваше положение, увы, полно уязвимых точек. Не воспользуетесь моей помощью — лишитесь абсолютно всего. Или уступите врагу, сдавшись на его милость. Неужели вы это допустите? Нет, Виктория-сан, я вам нужен. Жизненно необходим. Так почему бы мне не поторопить события? Уж слишком долго вы меня интересуете, чтобы я пренебрег этой возможностью.
