Ох, как ты не права, дорогая. Мне нужны вы обе. Только тебе пока об этом знать рановато.
— Ты хотела пообещать, кажется, — ухмыляюсь я и на всякий случай отхожу от двери — вижу, с какой опаской Викки на меня поглядывает. Все еще опасается, что я на неё наброшусь, когда она пройдет мимо. Так что успокоим её хотя бы в этом.
В разгромленном кабинете я остаюсь один и с отсутствием результата в моих переговорах. Что ж…
Это не значит, что я собираюсь сдаваться.
Итак, значит, у нас планы на эти выходные. Осталось только узнать — какие именно?
4. Тревожные подробности
В офис к Владу я приезжаю снова после окончания рабочего дня. Причем не через пять минут после официального времени закрытия его офиса, а через два часа, когда даже самые поздние его сотрудники наконец разлетаются по своим домам.
Я бы и не против приехать пораньше, но брат, вернувшийся из долгой, выписанной им самим командировки, потребовал не мешать ему выспаться, а еще — постараться избежать любой возможности огласки наших с ним новостей.
Заинтриговал, однако. Хотя, если честно, у меня уже от нетерпения на кончиках пальцев зудит — хочется скорее найти ту тварь, что устроила мне развод. Ох, как бы я был не против, если это окажется Завьялов. Теперь уже ничье заступничество его не спасет.
Старший братец даже после того, как, по его словам, отоспался, выглядит так, будто те две недели, что его не было в Москве — он спал одну ночь из трех, а на ногах держится только благодаря каким-то дьявольским энергетикам.
— Ты можешь рано сдохнуть при таком режиме работы, — практично замечаю я, проходя в его кабинет и уже привычно устраиваясь в кресле напротив.
— Я летал в Люцерн, — сухо отрезает Влад с невеселой ухмылкой, — отцу стало хуже.
— Когда?
В отличии от меня — у Влада с его отцом отношения были налажены весьма теплые, Влад даже вытребовал у матери в четырнадцать, чтобы она разрешила ему жить именно с отцом — контакта с моим батюшкой у Влада так и не случилось. Поэтому — его состояние мне понятно. Он уже третий год живет вот так — на одном сплошном нервяке, из-за отца, лежащего в коме в дороженной швейцарской клинике.
— В среду, — Влад дергает подбородком, будто стряхивая с себя неприятные мысли, — ладно, забей. Состояние стабильно отвратное, со второй степени комы он ушел в третью, ни черта хорошего мне врачи не обещают, зато опять предложили эвтаназию.
— Далеко послал? — прекрасно зная характер старшего братца уточняю я.
— Да уж не близко, — ухмылка у Влада выходит горькой, — давай к делам, Яр, ей богу, я не хочу сейчас об этом.
Ну, к делам — так к делам. Можно подумать, я настаивал.
— У тебя все-таки есть информация? — я задумчиво гляжу на Влада.
— А ты думаешь, я зачем просил тебя приехать? — брат саркастично загибает бровь, глядя на меня насмешливо.
После его волшебных новостей про ухудшение самочувствия отца — я уже даже сочинил версию, что Влад меня позвал, чтобы не спиться в одиночестве, благо конец недели позволял подобные маневры. Ну… И кое-что другое он мне обещал пробить, так что повод пересечься все равно имелся.
— Давай уже, рассказывай, что раскопал, — недовольно морщусь я, потому что все эти прелюдии только растравляют мне аппетит, — это все-таки Завьялов? И с какими мотивами?
— Не спеши, — в общем и целом тотальный недосып Влада все-таки ощущается, по-крайней мере на любые попытки броситься с места в карьер он раздраженно кривится. А после — и вовсе поднимается из-за стола и закрывает жалюзи так, чтобы вообще ни единой щелочки не осталось.
— Нагнетаешь? — насмешливо уточняю я, хотя если честно — работает, да. И мне очень даже хочется придушить этого волынщика, что всегда подходит к выдаче найденной им информации как к акту долгого соития с мозгами клиента.
— Нет, просто бесит, — кратко огрызается Влад, отходя к кофе-машине.
Вообще, когда он возвращается к столу — я замечаю, что находится мой брат в глубокой прострации, будто прикидывая, что из того, что найдено им, стоит мне рассказывать, а что — все-таки нет.
— Ну и?
Влад все с той же неторопливостью — хотя я критично именую её заторможенностью, но только про себя из братской солидарности — вытаскивает из ящика стола белую пластиковую папочку.
Конечно, в наш цифровой век можно было и по электронке скинуть, но иной раз бывает просто не до неё.
— И что тут у нас? — я нетерпеливо придвигаюсь ближе к краю стола.
А тут у нас пять тонких подшивок с анкетными страницами в самом начале. Фотографии также имеются.
— Узнаешь? — Влад переплетает пальцы и, опустив на них подбородок, смотрит на меня в упор и не мигая.
Я приглядываюсь к разложенным передо мной фотографиям.
— Мои ищейки, — уверенно опознаю, отодвигая в сторону две крайние слева фотографии.
— Да, да, те самые, что так упорно «изобличали» твою жену в неверности, — кивает Влад, — а те трое?
Я вглядываюсь пристальнее.
Лица на фотографиях тоже кажутся смутно знакомыми, но вот так вот сходу взять и вспомнить, кто это конкретно...
— Я подскажу, — вклинивается Влад, видимо, понявший мое затруднение, — это те эксперты, чьи фамилии стоят в твоих квитанциях за фото— и видеоэкспертизы.
Ага. Точно. Особо не запоминал, потому что увидел, забрал результаты и ушел, но все-таки память у меня хорошая. Совсем не забыл.
— Угадаешь с трех раз, что объединяет всех этих пятерых прекрасных молодых людей, Яр? — физиономия у Влада настолько мрачная, что мне почему-то он напоминает циничного могильщика.
— Кружок вышивки крестиком? — я недовольно встряхиваю головой. — Слушай, давай без загадок, серьезно, я не в той форме, чтобы этим развлекаться.
— Ну, не так уж ты не прав насчет крестиков, — Влад чуть дергает уголком рта, — и общий кружок у них у всех определенно имеется. Клуб любителей вечного сна, если уточнять.
— То есть, — а вот эта новость застала меня врасплох.
— Ты все понял, Яр, — хмуро отрезает Влад, — в живых их нет. Никого из них. Как тебе такой номер?
Первые три минуты после озвучивания этого факта я молчу. Даже воздух, который я вдыхаю, кажется каким-то колким ледяным киселем, и дышать им сложно.
Нет, много было в моей практике спорных дел с точки зрения этики, тот же Эд — далеко не святой, пусть даже и не пытается им показаться, и разумеется, сомнительные вопросы мне приходилось разрешать как юристу высокого класса.
