Мой родной город едва пережил эпидемию Тихой смерти. Сам я был слишком мал, чтобы на тот момент осознать все ужасы, которые довелось пережить жителям Полэсто и мои родителям. Они… Им почти удалось сделать всё, чтобы защитить себя. Почти…
Мы запаслись водой, едой, оружием и предметами первой необходимости. Забаррикадировались в нашем особняке, выставили охрану, снабдили её всем необходимым и соблюдали все меры предосторожности.
В тот момент у ребёнка не было понимания того, что люди бывают куда страшнее самых опасных болезней.
Свихнувшиеся от страха и злобы жители города с оружием прошлись по кварталу, где мы жили. Не думаю, что кому-то из наших соседей удалось уцелеть… Охрану перебили, баррикады — снесли. Даже двух щенков породы Луцерия, которых отец подарил мне на день рождения — и тех застрелили. До сих пор не понимаю — их то за что?
Я почти не запомнил, как мы убегали. Весь тот вечер остался в памяти одним смазанным пятном. Кровавым, грязным, и очень страшным. Спустя годы он до сих пор мне снился, но деталей, как и раньше, вспомнить не удалось.
Зато я навсегда запомнил последний взгляд отца, оставшегося в узкой подворотне задержать нескольких преследователей. Как и объятия матери, успевшей после них спрятать меня в вонючем закутке рядом с набережной.
Я не видел, как они умирали. Но когда это происходило — чувствовал. И плакал. Да, теперь признаваться в этом совсем не стыдно. Мало ли надо шестилетнему мальчишке, чтобы разреветься? А тут такое…
Жить на улице было нелегко. Но в отличие от остальных беспризорников, оставшихся без родителей, у меня были хоть какие-то знания о мире, дарованные нанятыми учителями. В отличие от опыта. Поэтому я и прибился к стае малолеток примерно моего возраста. Поначалу, конечно, пришлось постараться, чтобы они меня приняли — лишние рты в то время никому не были нужны. Но когда я показал им, как можно добывать еду — отношение к моей персоне резко изменилось.
Воровать оказалось несложно — особенно в тех местах, где не осталось охраны. Чёрствый хлеб сменялся подгнившими фруктами, затем — какой-то мелочью, выгребаемой моими подельниками из кассы магазина, пока я разыгрывал припадок на глазах его хозяина. Позже те из нас, кто был постарше, тратили её на покупку мяса не самой первой свежести, одежды, которую не получилось украсть, лекарств и прочих, не менее необходимых вещей.
Так прошло несколько месяцев. Тихая смерть покинула наш район, а затем и весь город. Жизнь вошла в прежнее русло, но для меня она уже не могла стать такой, какой была раньше. Больше никаких частных учителей, никаких сладостей на заказ, никаких поездок на океанское побережье. Я был ещё слишком мал, чтобы понимать простую вещь — можно было заявиться в магистрат нашего района и подтвердить свою личность с помощью всего пары капель крови. Тогда мне бы отошёл счёт в банке, а также то, что осталось от особняка родителей и трёх их магазинов.
К сожалению, к тому моменту, как я это узнал, все активы моей семьи уже оказались разорваны теми, у кого хватило на это сил и ума. Даже вздумай я вспомнить о своих правах — было бы поздно.
Да и недолго мне довелось погулять на свободе.
Как только эпидемия сошла на нет, мою маленькую банду заметили более опытные… «коллеги». Оказалось, что красть у кого попало, да ещё и без ведома Обломанного ногтя — занятие не слишком безопасное.
К счастью, у короля воров хватило ума не потрошить малолетних карманников и форточников. Вместо этого его люди привели нас в Катакомбы. Когда-то это был огромный могильник, но со временем места в нём не осталось, да и на другом конце города появилось новое, куда более удобное кладбище. Так что о Катакомбах забыли, и они превратились в жилой муравейник изнутри, сверху укрытый заброшенным парком. Здесь король воров и его свита не опасались излишнего внимания.
Вместе со своими товарищами я попал в это подземное королевство примерно на десятый год его существования. В ту ночь перед моими глазами предстало скопище старых склепов и залов, соединённых между собой разветвлённой сетью тоннелей и галерей. Стены укрепляли изогнутые деревянные опоры, которые на тот момент казались мне рёбрами исполинских чудищ.
Нас привели через небольшой мавзолей, скрытый в окружении старых яблонь. Миновав тоннель, освещённый синеватыми кристаллами, мы спустились глубже, прошли несколько коридоров, и снова спустились… Вскоре воздух стал густым и тяжёлым. В нём витал запах сырой земли и человеческого пота, а из массы углублений вдоль коридоров нас провожали взгляды любопытных глаз.
— Входите, входите! — сказал Обломанный ноготь, когда мы оказались в его жилище. — Добро пожаловать. Вы голодны?
Мы с Астрой, чумазой рыжеволосой девчонкой, прибившейся к нашей банде последней, кивнули.
Король воров улыбнулся, и приглашающим жестом указал на стол, за которым сидел. На нём стояла масса изысканных блюд, которых мы никогда не видели. Взгляды товарищей загорелись, и вскоре мы уже сидели, торопливо запихивая в себя еду.
— Тише, тише, друзья! Не торопитесь, никто у вас эти лакомства не отберёт! — посмеивался Обломанный ноготь, — У всех нас здесь одинаковая судьба — мы сироты. Ни у кого из нас нет ни отцов, ни матерей, зато… Теперь у каждого есть множество братьев и сестер. И надежная крыша над головой. Правда, для кого-то эта крыша — пол, но это нам не мешает.
Посмеиваясь собственной шутке, Обломанный ноготь рассматривал нас. Я, в свою очередь, вперился взглядом в него.
Он был стар. Длинные седые волосы, собранные в жидкий хвост, морщинистое лицо с узким подбородком и мутные светло-серые глаза. Тонкие кисти, длинные пальцы — и отсутствующий мизинец на правой руке.
— Поговорим о деле! — сказал наконец король воров, когда мы набили животы, — Я уже несколько раз слышал о вашей шайке. Честно признаюсь — не ожидал, что вы настолько молоды. Учитывая, какие места умудрились обчищать…
Он задумался на какое-то время, а затем продолжил:
— Видите ли, детишки, тут вот какое дело… Нельзя просто так красть всё, что вздумается, понимаете?
— Почему? — спросил я.
— Потому что, мой маленький друг, всё должно быть упорядоченно. Вот скажем, тот лоточник на Светоярной улице, у которого вы два дня назад срезали кошелёк. Он недосчитался пяти серебряных монет. На его достатке это сказалась не слишком сильно — однако чуть ранее, в начале месяца, он заплатил примерно такую же сумму… мне. В качестве благодарности за то, что мои люди его не трогают. Понимаешь, о чём я?
— Понимаю. Вам платят те, кто не хочет быть обкраденным?
— Схватываешь на лету, — одобрительно кивнул старый вор, — Но это лишь часть общей картины. Я, как ты понимаешь, не самый важный человек в городе. Надо мной тоже стоят те, кому надо платить. Из этих пяти серебрушек три идут дальше. И из таких маленьких ручейков со временем складывается целая река — денежная река, мой маленький друг! Кстати, как тебя зовут?
— Кальн.
