Трагедия последних лет
В истории царствования и в биографии императора Александра I имеется еще немало спорных и неизученных проблем. Действительно: чем был вызван в 1821 г. отказ Александра I от открытого судебного преследования? Когда по нескольким докладам (коммунисты называли их, конечно же, «доносами»), стало ясно о существовании тайного общества «Союза благоденствия»?
Если верить легенде, император швырнул в камин списки участников общества со словами: «Не мне их судить. Я раньше думал так же». Вариант: «Не мне их судить. Я в молодости думал так же». Вариант: «Не мне их судить. Я в молодости был бы с ними».
Слова императора обычно трактуют как проявление мучений совести за события 1801 г.: «Не мне их судить», потому что сам заговорщик и отцеубийца. А почему бы не предположить, что «не мне судить», потому что думаю и чувствую так же?
Приближенные Александра I отмечали, что в последние годы он становился все мрачнее, чаще стал уединяться. Александра трудно обвинить в наивности. Он прекрасно понимал, что против него зреют заговор за заговором. Что заговоры обречены, тоже понимал. Если он, самодержец российский, не мог раскрепостить крестьян, у других тем более не получиться ничего. Вспыхнет безумная революция, не лучше французской, как воспримут внезапную волю мужики — еще вопрос; скорее всего, среди них тоже вспыхнет гражданская война. А большинство дворян обрушится на заговорщиков, и начнется такая буча, что и 1793-1794 покажутся пикником.
Якушкин незадолго до восстания 14 декабря получает от Н. И. Тургенева совет быть как можно осторожнее. Ведь государь ему однажды сказал: «Эти люди могут, кого хотят возвысить или уронить в общем мнении; к тому же они имеют огромные средства; в прошлом году, во время неурожая в Смоленской губернии, они кормили целые уезды». И при этом назвал Якушкина, Пассека, Фонвизина и Муравьева. В точку!
В 1826 г. при разборе его бумаг была обнаружена записка, датируемая 1824 годом, в которой говорилось о росте «пагубного духа вольномыслия» в войсках, о существовании «по разным местам тайных обществ или клубов», с которыми якобы были связаны влиятельные лица из военных — А.П. Ермолов, Н.Н. Раевский, П.Д. Киселев, М.Ф. Орлов и другие.
Император предполагал худшее, чем было. Ермолов, Раевский, Орлов знали о заговоре, но в нем не участвовали. И выступили — против. Но Александр и от них ожидал худшего.
Как тяжело было императору... Мало того, что он не мог сделать того, что считал правильным. Так ведь оказался в положении, когда что ни сделай — будешь виноват в удушении «самого лучшего». Как при заговоре «молодых друзей» в 1807 году.
Возможно, страсти по заговорщикам ускорили его кончину. В середине июля 1825 г. Александр получил достоверные сведения о том, что против него зреет заговор в войсках, расквартированных на юге России. Эти известия заставили Александра I отменить намеченный на осень 1825 г. смотр войск в Белой Церкви. Впоследствии из показаний декабристов, членов Южного общества, стало известно, что они замышляли использовать этот смотр для своего выступления. Так что восстание было только делом времени.
1 сентября 1825 г. Александр выехал на юг, намереваясь посетить там военные поселения, Крым и Кавказ. Предлогом было поправление здоровья императрицы, но император хотел посмотреть: кто же против него злоумышляет? А может, хотел договориться с заговорщиками?
27 октября на пути из Балаклавы в Георгиевский монастырь царь сильно простудился: ехал верхом в одном мундире при сыром, пронизывающем ветре. Много позже и в поступках Николая I многие усмотрят скрытое самоубийство: стремление заболеть и не лечиться.
5 ноября он возвратился в Таганрог уже тяжелобольным, о чем написал своей матери в Петербург. Лейб-медики констатировали лихорадку. Уже в постели император получает новые сведения о заговоре: к нему в Таганрог прибыл начальник южных военных поселений граф И.О. Витт.
Витт возглавлял также и систему политического сыска на юге России и через своего агента получил новые сведения о существовании Южного общества декабристов. В докладе Витта были имена не всех, но некоторых членов тайного общества, в том числе и руководителя, П.И. Пестеля.
Еще до своей поездки в Крым Александр вызвал в Таганрог Аракчеева, но тот задержался: 10 октября дворовые убили его давнюю любовь, крепостную Анастасию Минкину.
9 ноября наступило временное облегчение, и Александр приказал арестовать выявленных членов тайной организации. Это было последнее распоряжение Александра: вскоре он окончательно слег. 14 ноября император впал в беспамятство, в бреду он несколько раз повторял: «Чудовища! Неблагодарные!»
По официальной версии, 19 ноября в 11 часов утра он скончался. Если умер и правда именно он — не в последнюю очередь по вине заговорщиков. Убить можно не только из пистолета.
Все дело по раскрытию тайной организации и аресту ее членов взял на себя начальник Главного штаба, находившийся при Александре в Таганроге, И.И. Дибич (1785-1831). Ветеран войн с Францией 1805-1815 годов, герой 1812 года, Дибич затянул следствие... Декабристы опередили его.
Третья память
Итак, «гроза двенадцатого года» живет в двух формах памяти, двух частей русского народа. Одну эту память — с храмом Христа Спасителя, галереей 1812 года, фильмами и книжками мы знаем уже потому, что сами несем ее в себе.
Вторую память русских туземцев мы знаем намного хуже... Даже практически вообще не знаем, что они думали по тому или этому поводу. Скорее догадываемся.
Обе формы народной памяти породили невероятнейшие легенды. Тут и различнейшие формы высказываний Наполеона и Кутузова, тут и Наполеон ростом с сосну.
Но есть еще и третья форма памяти о событиях. Память это революционная... потому что утопическая. Ложная «память» о том, чего никогда не было и быть не могло. А то, что реально было, преобразовано и интерпретировано в духе утопических идей.
Как это ни грустно, но память об Отечественной войне ловко «прихватизировало» «освободительное движение» в России. Само по себе это «освободительное» заслуживает особого анализа. Собственно, и не было никакого единого «освободительного движения». Ленин просто произвольно объединил в единый поток «освобождения» России от самой себя разнородные явления, и сделал таким образом «этапы освободительного движения» от Радищева через декабристов и народовольцев до пролетария с булыжником в мозолистой лапе и брошюрками Ленина в голове.
Эта книга — не про декабристов и не про народовольцев, поэтому здесь я буду говорить только том, что имеет прямое отношение к Наполеону и войнам с ним.
В схеме коммунистов декабристы оказывались самыми ранними предшественниками коммунистов. «Страшно далеки они от народа», но вместе с тем были революционны и хотели «только хорошего». Свои.
А декабристы в этой схеме считались прямым порождением 1812 года! Примерно как в том тексте, который я извлек из Интернета. Автора нет, но я готов по первому требованию указать, кто это написал. Итак:
