Одновременно во всех провинциях Франции заговорили о бандах разбойников, которые явятся буквально завтра-послезавтра. Говорили о «заговоре аристократов», которые двинут против «народа» свои частные армии. Говорили об иностранной интервенции, которой руководят опять же французские дворяне. В общем, слухов было очень и очень много. Под влиянием этих слухов крестьяне и жители маленьких городков, естественно, вооружались и объединялись в отряды, выбирали себе вожаков.
Так же естественно эти отряды не ждали появления разбойников, а сами начинали разбойничать. В лучшем случае они громили нотариальные конторы и сжигали архивы с описанием феодальных повинностей. Многие из них были неграмотны и все равно не могли разобрать, в каком документе и о чем идет речь. Поэтому они жгли на всякий случай вообще все документы.
И это — только в самом лучшем случае. Банды вооруженных людей нападали на замки и в них тоже уничтожали все письменные документы — включая старинные книги и раритеты. На всякий случай и из ненависти к тем, кто умеет читать и писать. Естественно, грабили и вообще все ценное. Если обитатели замков сопротивлялись разбойникам, их изгоняли, калечили и убивали. Не обязательно дворян — прислуги в замках обычно было много, и эти люди были связаны с хозяевами замков поколениями, тесными феодальными связями. Среди 10, 20 или 30 тысяч человек, убитых в это время, самих дворян было в лучшем случае 10-15% — большинство уже бежали в города. Честные люди платили жизнью за то, что не позволяли грабить своих патронов. Негодяи присоединялись к разбойникам, революция отбирала и ковала себе кадры.
В Париже, пользуясь смутой, распоясались уголовники. Запуганная полиция просто боялась связываться с «народом» — с карманниками, например. Страна начала сползать в беззаконие и смуту.
Король стягивает к Парижу верные ему войска? Народ, нация, тоже должен иметь свою армию! А почему только армию? У короля ведь есть своя гвардия? Пусть она будет и у народа. Национальная гвардия (la Garde Nationale) рождалась очень мотивированно. Первоначально так назывались отряды ополченцев, созданные Национальным собранием Франции в 1789 для наведения порядка на улицах Парижа.
Первым командиром национальных гвардейцев стал ветеран американской революции маркиз де Лафайет( 1757-1834). Когда-то провозглашение независимости США вызвало приступ ликования во Франции: ведь взбунтовались колонии ненавистного конкурента, Британии!
Мари-Жан-Пауль де Лафайет воспитывался на просветительной литературе XVIII в. Он снарядил за свой счет корабль, собрал, вооружил «добровольцев», щедро оплатил их труды и поплыл в Америку: сражаться за свободу колонии против Британии. Американский Конгресс тут же произвел его в генерал-майоры. Воевал Лафайет очень отважно, лично водил войска в атаки и стал национальным героем США. Во Франции он тоже был очень популярен: у одних, как «борец за свободу», у других, как борец с Англией.
В феврале 1780 г. Лафайет вернулся на родину. Король велел посадить его под арест на 8 дней за самовольный выезд из страны. Но и все «хорошее общество», и сам Людовик XVI встречали его как героя. К тому времени Франция открыто встала на сторону Соединенных Штатов. После оваций и пиров во Франции де Лафайет вернулся в Америку. Там он успел много что сделать: например, отрезал путь к отступлению британскому генералу Корнваллису, и тот вынужден был капитулировать.
Лафайет и в третий раз побывал в Америке, в 1784 г. На этот раз не было необходимости воевать. Это было триумфальное шествие национального героя.
Мне не удалось достоверно выяснить, использовалось ли название «Национальная гвардия» для иррегулярных вооруженных сил штатов — «граждан-солдат». Принцип Национальной гвардии соблюдался: в мирное время «воскресные солдаты» проводят кратковременные сборы, в военное — защищают отечество, получая небольшую плату. Эти ополченцы и начали войну за независимость 1775-1783 годов. Но, возможно, граждан-солдат стали называть Национальной гвардией позже, по французскому образцу. До сих пор Национальная гвардия (National Guard) США выполняет роль внутренних войск.
Этого-то человека, маркиза де Лафайета, поставили во главе Национальной гвардии. Позже Лафайет это отрицал, но ополченцы много раз заявляли, что это по его приказу они 13 июля ворвались в Дом инвалидов — то есть в Дом отслуживших свой срок солдат, военных пенсионеров, разграбили Дом инвалидов, Арсенал и городскую мэрию. В Париже сразу оказалось от 20 до 30 тысяч вооруженных людей.
Это были от начала до конца «незаконные вооруженные формирования». Не случайно Национальной гвардией в конце 1980-х называли вооруженных повстанцев в Чечне и Грузии, Киргизии и в Узбекистане.
Да, кстати, слухи о разбойниках, восстании дворян и интервентах не подтвердились. Но конечно же, Национальная гвардия и не думала разоружаться.
Величайший фарс Великой Французской революции
Во Франции одновременно два правительства. Одно сидит в королевской резиденции, Версале. Теоретически ему принадлежит и Зимний дворец королей Лувр.
Другое правительство, Учредительное собрание, расположилось в Пале-Рояле (Palais Royal, то есть «королевский дворец») — площадь, дворец и парк, расположенные в Париже напротив северного крыла Лувра.
В Париже две армии. Одна подчиняется королю, другая — Учредительному собранию. Солдаты этих армий задирают друг друга, грозят оружием. В воскресенье 12 июля в Париже начались столкновения горожан с ранее стянутыми к столице войсками.
В тот же день король уволил популярного министра Неккера. По этому поводу мало известный журналист Камиль Демулен произнес в Пале-Рояле свою знаменитую речь: «Граждане! Я только что прибыл из Версаля. Неккер получил отставку! Возможно ли большее глумление над нами? У патриотов остается только одно средство — это прибегнуть к оружию! Итак, граждане, к оружию!».
Совершенно очевидно, что отставка Неккера — только предлог. Даже если бы сам Неккер упал на колени, умоляя его не защищать, «патриоты» пошли бы на ненавистного врага — на короля и всех его сторонников.
Толпа в восторге. Воя и рукоплеща, она предлагает Демулену возглавить восстание. А он, картинно простирая руку, кричит, что отказывается от роли вождя, он хочет быть простым солдатом Отечества, Прекрасной Франции. «Свобода! Свобода! — кричит Демулен, — Она парит над нашими головами! Она увлекает меня в свой священный полет. Вперед к победе! Смотрите на меня, притаившиеся шпионы! Это я, Камиль Демулен, призываю Париж к восстанию! Я не боюсь ничего!.. Братья! Мы будем свободны!..»
Совершенно очевидно, что перед нами — не политическая программа и не план восстания. Перед нами — тот самый случай, когда один из тысяч болтунов, упиваясь собственной храбростью, спускает с цепи миллионы дикарей.
Историк Павел Воронцов приводит статью из парижской газеты «Монитер» за 17-20 июля 1789 г. «В ней [отставке Неккера. — П.В.] видели предвестие трех ужасающих бедствий — голода, банкротства и гражданской войны. Зрелища и увеселения сразу же были отменены, как в дни скорби и траура. Одновременно люди кидаются в Пале-Рояль: для того, чтобы совместно противостоять усилиям тирании. Негодование достигает предела, и собравшиеся во множестве французы, бледные, с отчаянием на лицах и бессвязными призывами к возмездию на устах, готовы, как львы, устремиться ради спасения Отечества, пусть даже и безоружными, навстречу опасности. В этот момент молодой человек [Камиль Демулен. — П.В.] залезает на стол, кричит: «К оружию!», выхватывает шпагу, потрясает пистолетом и показывает собравшимся зеленую кокарду [Камиль сорвал веточку с дерева. — П.В.]. Толпа, которая смотрела и слушала в молчании, наэлектризованная его отвагой, внезапно разражается громкими криками. Все возбуждаются, воодушевляются, и в одно мгновение тысячи людей срывают листья с деревьев, прикрепляют их вместо кокарды и дают тем самым сигнал к восстанию во всех кварталах города»
[22]
.