Майор добивается свидания с личным другом императора, князем Голицыным, и передает ему виденное во сне.
Пораженный его рассказом князь пересказывает сновидение царю. Легенда утверждает, что именно после этого Александр отменяет решение о перевозке монумента в Вологду (только бесконечно прозаичные люди могут связывать это решение с известиями о поражении отрядов Наполеона, шедших на Петербург). Статуя Петра остается на месте, и, как это и было обещано во сне майора Батурина, сапог наполеоновского солдата не коснулся петербургской земли.
Интереснейшая деталь: во время Второй мировой войны ленинградцы верили, что пока в незащищенные памятники Суворову, Кутузову и Барклаю-де-Толли не попадет хотя бы один снаряд, сапог нацистского солдата не коснется ленинградской земли. Так и получилось. Мистика? Истории, хотя бы косвенно связанные с Наполеоном, пронизаны мистикой.
Если Петербург избежал оккупации чудесным образом, то известен и автор этого рукотворного «чуда»: им стал командующий корпусом на петербургском направлении генерал-фельдмаршал, светлейший князь Петр Христианович Витгенштейн.
28 июля 1812 г. Удино занял деревню Клястицы, на севере Белоруссии. У него было в наличии 28 тысяч солдат и 114 пушек против русских 17 тысяч. Тем не менее Витгенштейн решил атаковать, пользуясь растянутостью французских сил. Впереди двигался авангард Кульнева (3700 всадников, 12 орудий), за ним следовали основные силы Витгенштейна (13 тысяч солдат, 72 орудия).
28 июля 3 конных полка французов (12 эскадронов) были неожиданно атакованы 4 эскадронами Гродненского гусарского полка под командованием генерал-майора Кульнева с присоединившимися к атаке 500 казаками. Несмотря на численное превосходство французы были опрокинуты.
Поражение Удино было настолько сокрушительным, что он предпочел отступить за Двину, оставив за собой укрепленный Полоцк. Таким образом, наступление французов на Петербург (по крайней мере, этими силами) провалилось.
Витгенштейн в рапорте царю Александру I исчислил количество пленных в 3 тысячи, число убитых и раненых французов он оценил со слов пленных в 10 тысяч.
Это была первая крупная победа в войне 1812 года с Наполеоном. Император Александр I называл Витгенштейна спасителем Санкт-Петербурга и наградил орденом Святого Георгия второй степени.
Авторитет генерала Витгенштейна взлетел до небес, он получил почетное звание «защитника Петрова града», впервые прозвучавшее в песне, заканчивавшейся словами: «Хвала, хвала, тебе, герой! Что град Петров спасен тобой!»
В историю городского фольклора он вошел под именами «Герой Петрополя» и «Спаситель Петербурга».
Александр Сергеевич Пушкин уверял, что:
«Хорошие стихи не так легко писать,
Как Витгенштейну французов побеждать».
Через четверть века после описываемых событий автор книги «Описание Санкт-Петербурга и уездных городов Санкт-Петербургской губернии» И.И. Пушкарев писал: «Вероятно, многим жителям столицы памятно то время, когда толпы народа с искренним излиянием своей признательности приветствовали спасителя Петербурга П.Х. Витгенштейна, но не одни современники, история и потомство вполне оценят подвиг его»
[139]
.
Даже странно на первый взгляд, что в Петербурге не сохранилось ни памятников, ни мемориальных досок, ни топонимических мест в честь Витгенштейна. Только портрет в числе прочих в Военной галерее Зимнего дворца. Почему так?!
Да потому, что народная память творила миф. Миф был целиком связан с Москвой. Петербургское направление не оставило в народной памяти буквально никакого следа. После поражения войск Удино, шедших на Петербург, московское направление для Наполеона осталось единственным.
Опасаясь действий Витгенштейна на путях снабжения «Великой армии», Наполеон был вынужден ослабить главную группировку войск, послав на помощь Удино корпус Сен-Сира. Но упорно шел на Москву. Почему? Он же первоначально собирался брать Петербург?
Но если быть точным, Наполеон изначально не собирался брать и Петербурга. Он собирался оторвать от Российской империи области Великого княжества Литовского и Русского, а «заодно» разбить русскую армию на западных границах, повторяя Аустерлиц и Фридланд.
Идея брать Петербург («бить Россию по голове») появилась уже после того, как генеральное сражение не состоялось. И после поражения Удино Наполеон пошел вовсе не на Москву. Он вообще собирался зимовать в Белоруссии. В начале августа Наполеон пошел вовсе не к Москве, а к Смоленску. И пошел ровно потому, что под Смоленском соединились армии Барклая и Багратиона. Наполеону «засветило» новое генеральное сражение. Разбить русскую армию, и пусть перепуганные помещики просят своего царя о мире!
Генеральное сражение стало для Наполеона морковкой перед носом осла. Если бы морковка повисла на петербургском направлении, он двинулся бы именно туда. Но морковка висела над Смоленском...
Поход в Великороссию
К 16 августа Наполеон подошел к Смоленску со 180 тысячами. Большинство в русской армии хотело того же, что и Наполеон: генерального сражения. Руководство же по-прежнему хотело одного: заманивать Наполеона как можно дальше в глубь России. Чтобы коммуникации все больше растянулись, их было бы легче перерезать, нанося французам как можно больший ущерб.
Эту тактику приписывают именно Кутузову. Как ни удивительно, ее приписали Кутузову буквально во время событий и сразу после кампании 1812 года. Вроде все знали, что «тактику растянутых коммуникаций» придумал тот же Пфуль, что придумал и Дрисский лагерь. Все знали, что это Александр I проводил эту линию и ее неукоснительно придерживался шотландец Барклай-де-Толли.
Но народ пребывал на взлете национальных чувств. Народ творил легенду и хотел приписать все заслуги одному культовому лицу: «чисто русскому» Михаилу Илларионовичу Кутузову. Вот и получилось, что Александр как-то почти и ни при чем. У коммунистов даже частенько получалось, что он только мешал Кутузову. Барклай-де-Толли, как известно, был трусоват, нерешителен, слаб духом и вообще проводил неправильную, не национальную линию. А что ее же проводил и Кутузов, ему полагалось прощать. Это Барклай-де-Толли в народном сознании стал «болтай, да и только».
Тактику заманивания приписали одному Кутузову, и порой у историков даже хватает совести говорить о его «татарской» (спасибо, хоть не «монгольской») тактике. Но татарские предки Кутузовых были вовсе не монгольскими соратниками Батыя, а приличнейшими земледельцами, создателями городской цивилизации на Волге, и в XIII веке разделили судьбу Руси, погибая под кривыми саблями степных дикарей.
И не надо никаких ни татарских, ни славянских, ни германских корней, никакой «исторической памяти», чтобы оценить реальность, масштабы страны, характер армии Наполеона, его собственный характер, и делать то, что и делало руководство Российской империи и русской императорской армии.
