Страшны были потери обеих армий, хотя цифры все называют разные. Потери французов, по данным инспектора при Главном штабе Наполеона Денье — 49 генералов и 28 000 солдат и офицеров, из них 6550 убитых и 21 450 раненых. Эти цифры были засекречены по приказу маршала Бертье: в бюллетене Наполеона говорилось о потерях в 8-10 тысяч. Данные Денье впервые опубликованы в 1842 г.
У разных современных историков цифры колеблются в вилке от 40 до 58 тысяч человек, то есть 27-40% всего наличного состава. Точных цифр мы уже не узнаем, потому что большая часть документации Великой армии погибла при отступлении (если и не была фальсифицирована). Погибло и 47 генералов (по другим данным — 49). Русские войска потеряли от 38 до 58 тысяч человек и 23 генерала. В их числе и Багратион, смертельно раненный ядром. Через два дня он умрет, спрашивая: сдали Москву или нет?!
— Москву отстояли, — соврут Багратиону.
— Слава Богу! — С этими словами, осенив себя крестом, Багратион откинулся на подушки и умер.
До сих пор рассуждают и спорят, кто же все-таки выиграл сражение?
Выиграли французы, потому что в ночь на 26 августа русская армия тихо снялась и ушла. Страшное поле осталось за французами. Характерно, что французы очень поверхностно осмотрели доставшееся им место сражения. По глухим полупризнаниям очевидцев, оказали помощь не всем даже французским раненым. Русских раненых не добивали, но и помощи им не оказывали. Стон с Бородинского поля слышался еще три дня.
На самом поле Бородина Наполеон произнес некую лукавую формулу: «Французы были в этом сражении достойны победы, а русские стяжали себе право называться непобедимыми». Впрочем, эту фразу передают очень по-разному. Чаще всего выглядит она таким образом: «Из всех моих сражений самое ужасное то, которое я дал под Москвой. Французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми... Из пятидесяти сражений, мною данных, в битве под Москвой выказано (французами. — Н.Б.) наиболее доблести и одержан наименьший успех»
[142]
. Фразу эту почти одновременно привели два русских историка... в начале XX века. Они скомпоновали ее из разных высказываний Наполеона.
Первоисточники не передают подобной фразы Наполеона именно в таком виде, но отзыв в редакции Михневича широко цитируется в современной литературе.
Или в такой форме: «Бородинское сражение было самое прекрасное и самое грозное, французы показали себя достойными победы, а русские заслужили быть непобедимыми»
[143]
. Это тоже написано через 60 лет после событий.
Сам же Наполеон отчаянно врал. Начал он уже в письмах к жене, императрице Марии-Луизе: «Мой добрый друг, я пишу тебе на поле Бородинской битвы, я вчера разбил русских. Вся их армия в 120 000 человек была тут. Сражение было жаркое: в два часа пополудни победа была наша. Я взял у них несколько тысяч пленных и 60 пушек. Их потеря может быть исчислена в 30 000 человек. У меня было много убитых и раненых».
Но ведь никаких «тысяч пленных» Наполеон тут не взял: пленных было всего около 700 человек. А письма к Марии-Луизе были тоже своего рода маленькими «бюллетенями», рассчитанными на широкую огласку.
Маршалы же пребывали скорее в недоумении. Мюрат говорил, что не узнавал весь день императора. Ней говорил, что император забыл свое ремесло.
Врал Наполеон и в своих записках на острове Святой Елены в 1816 г.:
«Московская битва — мое самое великое сражение: это схватка гигантов. Русские имели под ружьем 170 тысяч человек; они имели за собой все преимущества: численное превосходство в пехоте, кавалерии, артиллерии, прекрасную позицию. Они были побеждены! Неустрашимые герои, Ней, Мюрат, Понятовский, — вот кому принадлежала слава этой битвы. Сколько великих, сколько прекрасных исторических деяний будет в ней отмечено! Она поведает, как эти отважные кирасиры захватили редуты, изрубив канониров на их орудиях; она расскажет о героическом самопожертвовании Монбрена и Коленкура, которые нашли смерть в расцвете своей славы; она поведает о том, как наши канониры, открытые на ровном поле, вели огонь против более многочисленных и хорошо укрепленных батарей, и об этих бесстрашных пехотинцах, которые в наиболее критический момент, когда командовавший ими генерал хотел их ободрить, крикнули ему: «Спокойно, все твои солдаты решили сегодня победить, и они победят!»
Уже через год, в 1817 году, Наполеон рассказал о еще более блистательной победе над еще более многочисленным врагом: «С 80 000-й армией я устремился на русских, состоявших в 250 000, вооруженных до зубов и разбил их».
Тогда же, сразу после битвы, Наполеон провозгласил ее победой, но так... довольно уклончиво. Он произвел в графы московские Нея и преуменьшил свои потери раза в 4 или в 6.
Выиграли русские, потому что французы не смогли добиться своих целей. Русская армия не была разгромлена. В сумерках 25 августа она стояла молчаливо и грозно. На следующий день она готова была продолжить бой.
Но Кутузов вовсе не считал, что надо продолжать сражение. Он берег жизни русских солдат больше, чем сами русские солдаты. Резервов у него не было, кроме тех самых ополченцев с пиками. Тогда за нежелание бросить их в бой Кутузова осуждали. Согласны ли с этим осуждением мы, потомки уцелевших?
А к Наполеону уже подошли подкрепления — свежие дивизии Пино и Делаборда (около 11 тысяч человек). Это при том, что численность армии Наполеона до начала сражения оценивалась в 160-180 тысяч человек
[144]
.
Кутузов принял очередное непопулярное решение отступать. Насколько непопулярное, говорит такой факт: 2 сентября русская армия прошла через Москву и вышла на Рязанскую дорогу (юго-восток от Москвы). Кутузов обратился к войскам с классическим:
— Здорово, ребята!
Армия молчала. Солдаты шли, отвернув лица от командующего. В первый и последний раз ему не кричали «ура». Спустя месяц солдаты кланялись в пояс, просили прощения.
Французские историки считают итогом сражения последующее отступление русской армии и оставление Москвы. Но Кутузов дал Бородинское сражение против своей воли. Он не ставил целью сражения остановить Наполеона и удержать Москву.
В наше время полагается считать, что он был просто великим реалистом: и хотел удержать Москву, но полагал, что отступление и сдача Москвы неизбежны. Но мы не знаем, действительно ли Кутузов считал такой большой ценностью оборону Москвы.
Кутузов объявлял Бородинское сражение своей победой. В своей реляции Александру I он писал: «Баталия, 26-го числа бывшая, была самая кровопролитнейшая из всех тех, которые в новейших временах известны. Место баталии нами одержано совершенно, и неприятель ретировался тогда в ту позицию, в которой пришел нас атаковать»
[145]
.
