Текут минуты, я понимаю, что солнце на моём лице играет и нет ожогов.
Ладу возвращают в палату после рентгена. Она стоит на своих ногах и, покачиваясь, говорит, что сможет сама идти.
Молодой травматолог показывает мне снимки.
– Всё в порядке, ничего серьёзного. Ушиб.
– А что так кричала? – настораживаюсь я. – Словно кости сломаны.
– Эмоции. Неожиданно. Шоковое состояние.
– Не нужно было колоть обезболивающие, – пищит малышка за моей спиной.
Ей ничего не нужно. Вся независимая, неприступная… Но берёт меня за локоть, когда я предлагаю. Мы уходим. Она чуть хромает.
Оплачиваю приём и выхожу под ручку с Ладой на стоянку.
– Я, наверно, сама доберусь до отеля. Вы и так слишком много времени на меня потратили.
Три дня, если что. Целых три дня я за тобой бегаю, а тут прямо всё кину и отправлю тебя на такси в отель.
Даже не собираюсь слушать её лепет, насильно усаживаю в свою машину, надавив на голову, чтобы ещё дополнительных травм не случилось. Голова у нас – слабое место, да, Лада Леонидовна?
Пока едем, в полном молчании, пытаюсь анализировать свой пойманный в больнице дзен. Почему так хорошо?
Спокойно и комфортно?
После несчастного случая на работе я не особо люблю больницы. Это понятно. И сейчас, по идее, должен бы чувствовать раздражение. И еще обычно кожа на лице чешется и фантомно ноет. Словно опять ее стягивает после ожога.
А сейчас нет.
Все хорошо, все ровно.
Вообще во всем.
Еду по городу, рулю себе, а руки не тянутся к коленям сидящей рядом Лады. Нет того звериного остервенения, что было буквально час назад. Просто приятно, что она рядом, что так всё получилось.
Мы не расстанемся на той острой, дикой ноте, не оставим друг другу только негативные воспоминания.
Может, то, что я ей помог, немного скрасит мое скотское поведение?
Хотя, не сказать, что я его прямо скотским считаю, это она… Так, на второй круг пошли. Остановись,
Петр, просто выдохни.
Ну нет, так нет.
– Я могу вернуть вам деньги за осмотр?
– Прекрати пытаться за меня заплатить.
– За себя я хочу заплатить, – отвечает строго.
– В моё отсутствие за себя плати, – усмехаюсь.
– Мы перешли на ты?
Ох, ты ж! Опять эти нотки в голосе. Независимая сильная женщина, падающая под колёса такси на прямой дороге. Молчу. Надоело, малышка, с тобой препираться. Нет у нас таких отношений, которые нужно выяснять. А потому не комментирую.
Затихает.
До отеля добираемся под тихую музыку спокойной радиоволны.
Провожаю до ресепшн. Лада не сопротивляется.
Честно хочу только посмотреть, что она не свернёт шею на лестнице, ведущей на второй этаж к её номеру. Даже мысли нет напроситься или сделать предложение. Вообще молчу, а малышка кивает мне, поджав губу.
– Спасибо, – говорит, отворачивается.
И я тоже собираюсь уходить, как слышу вздох и оханье.
Со стороны ушиба ногу чуть подворачивает на своих каблуках.
Мне уже смешно.
Если в первый раз она серьёзно под машину попала, то тут не верю, что случайность.
Отвечаю почти сразу, подхватываю опять на руки и несу в сторону лестницы.
– Петр Григорьевич, это уже лишнее, – шепчет малышка и смотрит на меня во все глаза.
Давая понять, что не лишнее. Баба с ебанцой… Ну что тут скажешь?
– Чтобы ты ещё с лестницы упала. А потом мучайся совестью, что не довёл до комнаты.
Она не много весит. А я за три дня безумных поисков взаимности пропустил тренировки. Тело само желает напряжения и физической нагрузки. Поэтому с лёгкостью поднимаюсь наверх по ковровой дорожке на ступеньках отеля.
Неплохой отель забронировали у нас эйчары для командировочных. Уютный. И номер у неё просторный, еще с прошлого раза помню.
Лада открывает дверь, смущенно и вопросительно смотрит на меня.
– Зайдете, Петр Григорьевич? У меня есть кофе.
Даже так?
Давлю в себе немного панические воспоминания про сержанта-срочника и его предостережения насчет баб «с ебанцой». Потому что плевать.
Кофе, говоришь? Ну давай, попьем кофе…
Кофе.
– Проходите, пожалуйста, я сейчас…
Она достает из сумки телефон, что-то проверяет, хмурится.
Потом откладывает его, идет в небольшой кухонный закуток, включает чайник, возится с кофе.
– Вы не думайте, это хороший кофе, он специально для заваривания в чашке… Я понимаю, что, наверно, вам покажется странным…
– Не покажется.
Я мог бы тебе, малышка, рассказать, что далеко не всегда был таким респектабельным мужчиной, привыкшим к элитным сортам кофе.
В юности, когда бунтовал против отцовской , как мне казалось, тирании, ушел служить, попав сразу же в интересное такое место, которое нисколько не горячая точка, нет. Но двухсотые и трехсотые оттуда шли регулярно. Там я приучился пить все. Растворимый кофе был за роскошь и кайф.
И потом, когда работал в МЧС и жил в общаге… Тоже было интересно. И весело.
Странно, сто лет я не вспоминал этого, а за последние три дня уже пару раз точно было. Старею, что ли?
На рассказы о молодых годах потянуло?
Лада возится с чайником, действительно делает кофе!
Ну что ж… Попьем, я не против. В этот раз никакой ты инициативы от меня не дождешься. Я, конечно, далеко не дурак, хотя по последним событиям этого не скажешь, конечно… И прекрасно понимаю, зачем ты меня позвала. Хотя стоп! Тут поправка! Не понимаю! С такой , как ты, ничего не может быть логичным и очевидным!
А потому, не форсируем, Алексеев. Надеемся, но не ожидаем.
Просто пьем кофе.
Рассматриваю интерьер номера. А то в прошлый раз как-то не до того все было.
Все мило, стандартно. На столе стоят в вазе гипсофилы. Надо же… Не выкинула. Приятно.
– Вот, пожалуйста. Сахар, сливки…
– Черный просто.
Ставит передо мной чашку, садится напротив, морщится от боли.
– Врач мазь выписал?
– Да, – кивает, осторожно пригубливает кофе, облизывает губы.
Я зависаю.
Зря на кофе согласился, наверно… Это же мучение. Но и отказаться – не вариант.
– Охлаждающий гель дал с собой.
