Но вопрос, конечно, риторический, а потому мой спаситель отвечать на него не пожелал. Плечами только пожал, и все. С выражением « тоже мне, задача»…
Я вернулась к ящику.
Посидела, собираясь с духом, посмотрела на невозмутимого Розгина, курящего возле машины. Надо же, деликатный. Вышел, не стал даже интересоваться, что там может быть…
Потянула вверх крышку. Сердце замерло.
Опять посмотрела на Розгина, словно поддержки безмолвной ища.
А потом с выдохом – вниз.
В ящике лежала плотная книга в кожаном переплете, по виду – старинная, начала века, бархатный маленький чехольчик черного цвета, с ключиком от банковской ячейки внутри. Подозрительно похожим на тот, что висел у прабабки на шее на картине. И флеш-карта устаревшего образца.
Я бережно погладила книгу, осторожно приоткрыла. Страницы, написанные от руки красивым, каллиграфическим почерком. На первой странице – обведенная виньетками заглавная надпись
«Дневник Марии Александровны Головиной».
- Ну что там?
Розгин все же не выдержал, заглянул в салон.
- Вот. – Я продемонстрировала ему находки, - ключ от банковской ячейки, флешка и дневник моей прабабки.
Он поизучал это все, без особого интереса, потом кивнул.
- Ладно, надо флешку глянуть, да? Поехали.
Я пересела на переднее сиденье, бережно сложив содержимое ящика обратно. В любом случае, внимательно изучать сейчас дневник смысла не было. Надо сначала обратно в город вернуться.
Но, как выяснилось, Розгин и не думал возвращаться, наоборот, свернул в сторону более оживленной, если, конечно, можно так назвать, половины Яблоневого.
- А зачем нам сюда?
- Княгиня, время уже – пять часов, темнеет. Не хочу по трассе ехать по темноте. Переночуем здесь, а утром вернемся.
- Но, если не найдем хостела?
Он покосился на меня снисходительно:
- Какой хостел?
- Но, как же…
- Да, совсем тебя Европа испортила, Княгиня… - хмыкнул он, а я немного надулась.
Вот все у него не по-человечески.
После ночи любви – ни слова ласкового, после выяснения отношений – поцелуй дикий… И ничего в простоте, ну надо же!
А на первый взгляд такое впечатление производил… Простого, как кирпич, мужика. Страшного, злого, но такого… Неглубокого. Но, чем больше общаюсь, тем больше приходит понимание, что Макс Розгин , или, как его назвал тот страшный человек в белом костюме, Клин – очень даже непрост. Шкатулка с тройным дном. И хорошо, если только с тройным.
Розгин остановился у одного из домиков, выглядящих наиболее жилым, погудел.
Во дворе взлаял большой, судя по басовитым переливам, пес, а затем спокойный мужской голос ровно и вежливо послал нас матом.
- Эй! – Розгин вышел из машины и, нисколько не смущаясь неласковому приему, двинулся к калитке, - хозяин! Переночевать не пустишь? Мы заплатим!
- Да нахрена мне ваши бумажки, - к калитке подошел настолько колоритный старик, что я, забыв про все, опустила стекло машины и стала его разглядывать.
В детстве я читала книжку «Дед Мазай и зайцы», с иллюстрациями. Так вот, хозяин этого дома явно мог служить образом для художника. Окладистая борода, широченные плечи, осанка военного в отставке. И наряд, вполне типичный для русской деревни, здоровенные валенки с калошами и странного вида пуховик.
- Ну так я не про бумажки, - Розгин достал парочку зеленых купюр, - мы с женой в дороге весь день, заехали на развалины посмотреть, вот , время не рассчитали…
Старик посмотрел на купюры, потом на меня, неприлично глазеющую на него, потом на Розгина, хмыкнул:
- Ладно, заходите. Сейчас пса придержу.
Розгин кивнул мне, и я, быстренько переложив содержимое ящика в сумку, вышла из машины.
Во дворе было довольно чисто, но, как это часто бывает в справных русских хозяйствах, немного бестолково и с легким налетом пофигизма.
Дровница, сарай, собачья будка, бегающие повсюду куры. Старик держал за ошейник мощную лохматую псину, что-то выговаривал ей сердито. Псина скалилась. Меня передернуло. Клыки у собаки были прямо волчьи.
- Идите в сени, разувайтесь там! – крикнул хозяин.
Я отвернулась от пса и пошла за Розгиным.
В доме было тепло. И даже уютно, как может быть уютно у холостяка. А то, что старик жил один, становилось заметно сразу. Вот внутреннее ощущение, когда нет определённого уюта, присущего женщине, все по-спартански скупо и строго.
Розгин кивнул мне на кресло, сам встал у окна, поразглядывал безлюдную улицу, где и в самом деле быстро темнело.
- Сейчас машину отгоню, чтоб не видно было.
- Подожди! – я остановила его, ухватила за руку, - не уходи пока. Я его боюсь.
- Да ты чего, Княгиня, - Розгин присел передо мной на корточки, улыбнулся, - я быстро.
- Пожалуйста! – мне почему-то было не по себе в этом доме, таком пустом и строгом.
- Недавно поженились? – грохнуло от порога.
Мы с Розгиным обернулись синхронно.
Старик смотрел на нас, стоя у двери. И так как-то… По-доброму , что ли. Без прежней настороженной строгости.
- Да, - кивнул Розгин, - вчера.
- И сразу уехали? Ох, молодёжь… Вот раньше гуляли три дня у жениха, а потом еще три дня у невесты…
- Да мы решили в свадебное путешествие, - Розгин поднялся, - слушай, тут есть, куда машину загнать?
- Да, пошли, покажу. – Кивнул старик, - а жена твоя пусть пока похозяйничает. Вы же есть хотите, наверно?
- Да, не отказались бы…
Они вышли за дверь, а я осталась стоять одна, посреди чужого неприветливого дома. И с полным сумбуром в голове.
Что он имел в виду под словом «похозяйничать»?
Что было на флешке.
- Да, парень, женился ты явно по любви… - ворчал дед Сергей, доставая из печки чугунок с кашей. – Только-то и требовалось, заслонку открыть. Да чугунок достать, да хлеб порезать…
Розгин, посмеиваясь, смотрел на смущенную Княгиню, но ничего не говорил. Его вообще эта ситуация забавляла.
И расстроенная Княгиня, так мило и соблазнительно краснеющая, тоже.
- Точно, по любви, дед, - кивнул он, и принялся за еду.
- У меня тут макдональдсов не водится, так что каша с мясом, ребятки, - дед Сергей кивнул Ульяне на ложку, - или ты не ешь такого?
- Ем, - она подвинула к себе миску, посмотрела выразительно на Розгина, но тому было на ее настроение начхать.
