Я плакала, кончая, дрожа в его руках, а Макс целовал мокрые щеки, слизывая мои слезы, обнимал меня, окружая собой, полностью запечатывая в себе, словно оттиск хотел оставить. Чтоб навсегда.
Чтоб без возврата назад. Без вариантов.
Мы не отрывались друг от друга несколько часов, сходя с ума от нежности, от какого-то горького, бесконечного наслаждения.
Я ничего не спрашивала, Розгин ничего не говорил. В тот момент все было неважным.
А потом наступил вечер. Как-то неожиданно. Внезапно.
Сквозь сон я услышала чужой голос, встала, шатаясь, прихватила одеяло с кровати и вышла в комнату.
Застав там Розгина, Кирилла и еще одного незнакомого мужчину, замолчавшего на полуслове и смерившего меня удивленно-восхищенным взглядом.
В наступившей тишине я смущенно подтянула повыше одеяло, а мужчина присвистнул:
- Вот это нихера себе! Макс, я тебя понимаю теперь! Ради такой женщины можно и целый город разнести. А ты только половиной ограничился!
- Захлопнись, - хмуро велел Розгин, выразительно глянул на Кирилла, и тот, вскочив, молча утащил меня обратно в комнату.
- Что такое? Кто это? – я волновалась, особенно после слов мужчины про половину города.
- Это приятель твоего Розгина, сейчас вопросы решат, и он уйдет. Одевайся пока. Я документы твои привез уже.
Кирилл в самом деле принес мой рюкзачок, который, как я думала, бесследно пропал в недрах логова Кочегара. Я удивленно проверила, все было на месте. Документы, карты, немного наличных. Даже ключ. Даже прабабушкин дневник. И флешка.
- Ульк, ты прости, у меня совсем немного осталось, еще один счет, я его специально делал, туда нал шел, не совсем белый, вот и не вошел в дарственную…
Кирилл потерянно ходил вперед и назад по комнате, а я смотрела непонимающе. Какой нал? Какой счет? О чем он?
- Я тебе перекинул на карту. На первое время хватит. А потом я устроюсь работать и буду помогать тебе, обязательно, Уль! И с квартирой в Барселоне… Я звонил, выяснял. Там можно решить.
- Постой… Кирилл, ты о чем вообще? Какая работа? Какая квартира?
Я вообще ничего не понимала.
Складывалось ощущение, что Розгину-таки удалось вытрахать из меня остаток мозгов. Потому что соображения не было никакого.
- Я о тебе, Уль. – Кирилл перестал бегать и присел передо мной на корточки. Твердо посмотрел в глаза. – Я – мудак. Я похерил отцовскую фирму, все похерил. Мне и возвращать. Ты не должна страдать. Не знаю, простишь ли ты меня когда-нибудь за это скотство… И не уверен, что смогу сам, без помощи отцовских денег и связей, так же подняться, на тот же уровень… А потому все, что осталось – тебе. На первое время. Пока ты наследство не получишь.
- Кирилл, ты чего? Ты с ума сошел?
- И вот еще что, Уль. Даже не думай о том, чтоб всунуть мне хоть малюсенькую часть этих бабок. Не возьму. Это все твое. И ты ими сама распоряжайся, как считаешь нужным. Рисуй, путешествуй, живи так, как жила до… Этой срани, в которую я тебя утащил. И прости меня, если сможешь, конечно.
Он поцеловал в щеку и вышел, не позволив мне и слова сказать.
Я сидела, оглушенная произошедшим, не понимая, что мне делать дальше, как на все это реагировать.
Что-то мне подсказывало, что Кирилл сейчас принял окончательное решение, и мне не удастся его переубедить.
Наверно, это справедливо. Потому что он в самом деле виноват.
Но мне почему-то было горько и плохо от этой справедливости.
А потом пришел Розгин.
И добил меня.
Он протянул мне билеты на вечерний рейс в Барселону.
- Это зачем? – я смотрела на бумаги. Билет, бизнес-классом. Один.
- Тебе надо уехать, Княгиня. Здесь опасно.
- Глупости. Ты всех убил.
Розгин , так же, как брат до этого, опустился передо мной на колени, посмотрел в глаза.
- Ты не понимаешь, Княгиня ты глупая. У тебя на руках дикое бабло. Про это узнают. Может, уже знают. Я не всех зачистил, понимаешь? Тебе надо срочно сваливать. У меня нет гарантии, что Кочегар не ляпнул кому-нибудь.
- Розгин… - прошептала я, закрыв ему рот ладонью, - ты что говоришь? Кто меня защитит лучше тебя?
Он мягко поцеловал меня в пальцы, убрал руку от губ, усмехнулся, неожиданно устало и грустно.
- Слушай, ну давай начистоту. Ну кто ты и кто я? Я тебе нахер не нужен. Понимаешь? Псом при тебе я быть не хочу, не мое это. А на что-то другое… Не гожусь. Прикинь, парадокс, как сказала бы тетя Варя. Тебе надо уезжать, не твоя это страна, Княгиня. А я с тобой не поеду. Во-первых, мне там делать нехер, а во-вторых , тебе со мной делать нехер. Ну и, плюс ко всему, я невыездной. Так что, на этом наша с тобой тупая история закончится. Чтоб не рвать друг друга.
После этого он встал, чуть помедлил, словно еще что-то хотел добавить. Или сделать. Но затем развернулся и вышел из комнаты.
В полной прострации я услышала, как хлопнула входная дверь.
Розгин делал все основательно, до конца. Всегда.
Я тогда даже заплакать не смогла.
Сидела, смотрела в окна, увитые красно-зелеными листьями, тискала в руках билет.
В мою прежнюю, счастливую стрекозиную жизнь.
Для меня все закончилось хорошо, ведь так?
Тогда, пять месяцев назад, я не была в этом уверена.
Теперь, стоя на открытии собственной галереи и разглядывая свою картину, на которой только очень пристальный взгляд мог угадать очертания черной мужской фигуры в надвинутом на глаза капюшоне, стоящей в проеме двери, я могла с уверенностью сказать, что я счастлива.
Для меня определенно все закончилось хорошо.
P.S.
- Прикольная картина, - хрипловатый низкий голос за спиной заставляет вздрогнуть. Крепче сжать бокал с соком.
Я на мгновение закрываю глаза, собираясь с силами и унимая бешено бьющееся сердце, затем отвечаю.
Подчеркнуто нейтрально:
- Вы считаете?
- Неа. Мазня какая-то. Но бабла, наверно, стоит немерено. – Говорящий придвигается ближе, и его тяжелый, с нотками табака и спиртного парфюм заставляет мои колени подрагивать.
- Да, вы правы, картина не дешевая, но она того стоит.
- Нихрена. Зачем копия, когда есть оригинал?
Пальцы сжимают бокал сильнее.
Самоуверенный, невыносимый, наглый гад!
Как был, так и остался.
Я резко разворачиваюсь и упираюсь в черные серьезные глаза.
Ну здравствуй, Розгин.
P.P.S.
