Куда интереснее то, что Эмиль идет за мной, шаг в шаг, и с каждой секундой взгляд этого быка становится все кровожаднее.
А я лишь энергичнее повиливаю бедрами, чтобы он там совсем захлебнулся слюной.
Хочешь?
А я не дам!
Хочешь?
Ну, возьми, если сможешь!
Пройти мимо шведки — это ложечка десерта в меню моего вечера.
Выкуси, Фрида, уж я-то знаю, насколько сильно ты за этим красавчиком бегаешь, и насколько крепко он тебя вне танцпола игнорит. Поговаривают, будто даже однажды во время скандала он пообещал на следующий год сменить партнершу.
Эмиль ловит меня на четвертом такте, ловит и снова дергает к себе, заставляя закружиться. А после — и толкает от себя, так, будто я только что ударила его в пах.
Ох, как кружится голова…
Это все шампанское, оно не сочетается с такой круговертью…
Мои пальцы снова врезаются в чью-то ладонь.
Чьи-то твердые пальцы подхватывают меня под лопатки, не давая упасть.
Я же на резком выдохе, будто юла, которую остановили без разрешения, понимаю, что смотрю уже не в светлые глаза Эмиля.
А в темные, веселые глаза лучшего танцора итальянской группы. Эрика.
И он меня держит крепко и не собирается отпускать.
Я дергаюсь, стремясь отойти от него и не мешать, но он удерживает, расцветая нахальной улыбкой. Склоняется ближе к моему уху.
— Теперь моя очередь, bellezza
[1], — смешно мешая английский с итальянским сообщает он, — потанцуем?
0.2 Настя. Танго на троих
Я не знаю итальянского, но какое-то количество итальянских словечек осело, видимо, на самом дне мозга само по себе, налипнув словно сор, нанесенный шальными ветрами. Ну, а может быть, шампанское — лучший переводчик на свете.
Белла — красавица, явно однокоренное с «bellezza». Ай-ай, неужто он думает, что я поплыву от одного его дешевого комплимента? Всех по Фриде меряет?
С другой стороны, приглашение потанцевать со Змеем из Катании — слишком заманчиво, чтобы не обдумать его хотя бы пару секунд.
Змеем его окрестил кто-то из журналистов, оценив феноменальную гибкость человека, который пришел в спортивные танцы в семнадцать лет и за два года играючи прорвался в разряд профессионалов. Ну, а его партнерши — всегда любовницы, ни одна из которых не пробыла с ним больше года, добавляли к этому еще и сплетни о на редкость взбалмошном и паскудном характере.
Две секунды — вот сколько я даю себе времени на раздумья, глядя в темные зрачки Эрика Лусито.
А потом от души и со всей ядовитостью возвещаю.
— No, — и добавляю на том же английском, уже гораздо менее уверенно в формулировках, — я тебя не хочу.
Во всех смыслах этого слова. Ни как партнера, ни как мужчину.
Это тебе за Фриду, красавчик!
Выбирать между мной и ею в данном случае, все равно что выбирать между танцовщицей и Буратино.
Хотя, кто сказал, что ему были важны танцевальные умения? Может, он представлял, как Фрида стоит перед ним на коленях — ну а что, мужики же через одного фантазируют на эту тему буквально насчет каждой проходящей мимо женщины. И если вид достаточно хорош по фантазиям — их претворяют в реальность.
Ну, вот пусть и претворяет. Пускай Эрик Лусито идет на свой лесоповал и тягает то бревно, за которое сначала взялся. Танцует её хоть до посинения, а после — загибает её в ту позу, что ему рисовала фантазия, и радуется, что Фрида всего чуть-чуть скрипит во время того, как он её нахлобучивает.
Я снова дергаюсь назад, на этот раз уже более настойчиво. Ну, должен же он понять мой отказ.
Ага, сейчас!
Два шага назад, резкое движение руки, и я снова прокручиваюсь вокруг своей оси, аж два раза, а потом — теплая ладонь ловит меня под спину, а сам Эрик склоняется вперед, заставляя и меня опуститься при его поддержке так низко, что мои волосы точно касаются паркета.
— Я сказала — я не хочу, — рычу я, ощущая, что сбегать с английского в танцевальный кружок все-таки было необдуманно, потому что он явно меня не понял.
— Bad English. Not understand! — наглая ухмылка Змея заставляет меня усомниться в том, что он говорит. Не понял он, как же. То-то глаза так бесстыже блестят!
Он что думает — ему не придется разжимать руки? Да я же деру дам, как только он выпустит мои пальцы.
И что это на него нашло, как же Фрида? Рыдает в сторонке? Боже, как мне нравится эта мысль, но это совсем не повод сдаваться Змею.
Музыка снова сменилась. И на этот раз нас начинает окутывать терпкое, выдержанное танго.
О-о-о, да — мое любимое!
Или — о-о-о, нет — если так задуматься, с кем я вдруг оказываюсь вынуждена его танцевать.
Не танцевать и просто постоять, пока разочарованный Змей меня не отпустит — не вариант. Ни шампанское в моей крови, ни гордость победительницы этого турнира такого позора не допустят.
Я снова оказываюсь на своих ногах. Снова прижата к твердой мужской груди — на этот раз уже итальянской. Сквозь расстегнутый ворот темной рубашки мне открывается вид на поросль темных кудряшек. Он там лес выращивает?
И глядя друг другу в глаза, мы не флиртуем, мы соревнуемся — кто сдастся первым и отведет взгляд.
И я не намерена ему проигрывать!
Шаг. Второй. Третий. Мы только начали — он наступает на меня, я — пытаюсь ускользнуть. Его ладонь — пока на моих голых лопатках, но расстояние меж нами настолько мало, что делая вдох, я неминуемо касаюсь грудью рубашки Змея.
Горячо. Тесно. Будто в воздухе кто-то разлил кипящее молоко и заставил меня им дышать.
Змей красив. Настолько, насколько в принципе хороши итальянские мужчины, и даже лучше. Он может позволить себе не бриться, он может позволить себе не расчесываться, лишь провести ладонью по темным волнистым волосам, зачесывая их к затылку — и он все равно будет Змеем, во всей порочной сути этого прозвища. Тем, одного задумчивого взгляда которого на бретельку моего платья хватает, чтоб я поняла — бретелька тоненькая. И до того, чтобы оставить меня голышом на танцполе — ему не так и много нужно сделать.
Ладонь скользит по моему бедру. Горячая, ловкая, с длинными тонкими пальцами.
Скользит она выше положенного, слегка залезает под юбку и тут же отпархивает прочь, нет, не потому что Змей одумался. Нет, он просто только начал, и он не из тех, кто будет выпивать бокал вина одним лишь жадным залпом. И... Нет, каков же нахал! Может, стоит дать ему по наглой физиономии?
Или дать ему еще один малюсенький шанс на раскаянье? Шансик! Один! Только ради этого танца, который я так люблю...
