Прозвучало натуральным мышиным писком, потому что последний шаг на кухню я делала уже на подгибающихся ногах.
Чего я меньше всего ожидаю — так это того, что Эмиль при виде меня замрет. На полпути, с недонесенной до плиты кастрюлькой.
— Очень вызывающе, да? — тихонько спрашиваю я, пытаясь сдвинуть подол хоть на дюйм ниже.
Мужчина оживает, все-таки ставит кастрюльку на конфорку, все так же оторопело косясь на меня, а потом молча шагает ко мне и отодвигает стул от стола. Для меня.
— Очень потрясающе, ты хотела сказать, не так ли? — тихо переспрашивает он. — Мой русский не очень хорош, мышка, но даже я понимаю, что ты сейчас сказала что-то не то.
Ему не надо пошлых шуточек, чтобы вогнать меня в краску.
Что же это такое…
Сначала я позволяю себе целоваться со Змеем, теперь еще и смущенно прячу глазки от Эмиля Бруха.
Ну, ведь я же знаю, что эти двое — типичные ходоки, да и особой моральной чистотой они оба не блещут. Никогда в жизни не хотела бы быть предметом чьего-то спора.
Зато смертельно хотела быть женой «полигамного по природе» мудака?
— Ну, если ты не ешь сама, мышка, — поскрипывают ножки передвигаемого стула, и Эмиль «меняет дислокацию», приземляясь на самое ближайшее ко мне место, — придется мне тебе помочь.
Подцепляет кусочек мяса с тарелки, подносит к моему рту.
Ну, что ж, вот на это, кажется, я и вправду сама напросилась. Еще бы было желание…
Мясо пахнет восхитительно.
Розмарином, вином и чем-то еще. Удержаться просто невозможно. Я ловлю кусочек губами.
Нет, это что-то с чем-то. Хочется зажмуриться, чтобы не видеть ничего, чтобы это все не отвлекало от этого дивного вкуса. Нежное, буквально тающее на языке мясо, приятный кисловатый соус с терпким запахом вина...
Доесть или выжить? Поставь мне такой выбор, я бы, пожалуй, выбрала первое.
Если бы Эмиль уже не подносил к моим губам еще один кусочек — я бы сама торопливо сцапала вилку.
— Ты сам не ешь, — спохватываюсь я в какой-то момент.
— Я успею, — Эмиль улыбается, и я любуюсь его лицом в этот момент. Он лишен порочной красоты Эрика, его черты лица несколько грубоваты, но наверное, именно от этого его улыбку хочется продлить как можно дольше.
— У тебя такие красивые губы, — задумчиво роняет швед, пользуясь тем, что я занята своей пищевой агонией и не могу задавать ему вопросы, — очень нежные, так и просят…
— Эрик мне уже сегодня рассказывал, чего они просят, — тихонько хихикаю я, вспоминая пошленькую болтовню Змея.
Эмиль же закатывает глаза. Кажется, мне не надо ему рассказывать, что именно наговорил мне итальянец. Все сам понимает.
— Ты ведь не думаешь, что я буду говорить тебе то же самое, что и он?
— Ну, вы же друзья? — на моем языке снова оказывается еще один кусочек мяса. — Боже, даже если это все, что ты умеешь готовить, ты — мой кулинарный бог, не меньше.
— Не всё, — Эмиль совсем слегка ухмыляется, а потом подается ко мне ближе, задевая своим коленом мое, — так ты виделась сегодня со Змеем, мышка? Как так вышло?
— Он не рассказывал тебе? — я смеюсь, округляя глаза. — А я думала, что у вас автоматическая синхронизация информации о вашей жертве.
— Пока ты не окажешься в его постели — Змей мне ни черта о тебе не скажет, — мой собеседник придвигается еще ближе, опуская свободную руку на спинку стула за моей спиной, — так как вы пересеклись? У него были пробы сегодня, и с них он приехал с какой-то девицей. Я был уверен, что сегодня у меня есть вечер форы.
— Ну, мы встретились днем… — я кратко пересказываю Эмилю нюансы нашей встречи со Змеем, а также то, что он подбил меня стать его партнершей для будущего номера.
Очень кратко. Не задеваю даже причин того, почему Эрик потребовал с меня это, не рассказываю, как рыдала в его рубашку заупокой собственной танцевальной карьере.
Эмиль хмурится. С каждым моим словом все сильнее.
— И ты согласилась с ним танцевать? — он вроде говорит без претензии, просто констатирует факт.
— Я просто хочу побыстрее избавиться от компании мужа и от работы на него, — я прикрываю глаза, пытаясь не выпустить из-под ресниц слишком быстро подступившие слезы, — Эрик — меньшее из зол.
— Ну, да, он хотя бы отвяжется, когда с тобой переспит, — фыркает Эмиль.
Блин.
С одной стороны — вот эта вот фраза, брошенная мимоходом — резко высушивает мои слезы одним только всколыхнувшимся возмущением.
С другой — первое, что я делаю — встаю из-за стола, отведя от себя ладонь Эмиля, и отхожу к кухонному окну.
— Тебе лучше уйти, — непреклонно произношу я, впиваясь ногтями в кожу своих голых предплечий, — спасибо за ужин, мне все понравилось, но сейчас тебе уже пора.
17. Настя и Эмиль. Кто заказывал десерт?
— Прости, — он неслышной, но такой огромной тенью встает за моей спиной, — это было очень некрасиво с моей стороны.
— Знаешь, ты частишь с извинениями, Эмиль, — устало замечаю я, — сначала ввязался в спор на меня, решил попросить за него прощения. Теперь вот ляпнул гадость, и… Может, не стоит столько косячить?
Эмиль сначала гулко дышит, а потом опускает лоб на мой затылок, путаясь горячим дыханием в моих волосах.
— Я приревновал тебя, мышонок, — негромко сознается он, — это не оправдание, я знаю.
— Да брось, — я передергиваю плечами, — с чего бы ревновать? Я для вас девочка-заклад, ничего большего. Вы же там чуть ли не график составили, кто со мной первый переспит, а кто второй.
— Да, — честным вздохом откликается Эмиль, — только я тебя сейчас приревновал, Настя. К своему лучшему другу.
— Думаешь, я поверю? — я недовольно дергаю плечом. — Я ведь знаю, что если бы не ваш дурацкий спор, ты бы на меня даже не глянул. Сам же называешь меня мышью. Слишком блеклая, чтобы замечать.
— Слишком беззащитная, чтобы это игнорировать, — мужские пальцы ложатся на мои плечи и стискивают их с неожиданной силой, — слишком хрупкая и слишком сильно стремишься спрятаться от глаз других людей. Тебя хочется поймать и спрятать в сжатых ладонях от любой напасти. От любых глаз. От глаз моего лучшего друга, хотя я всегда был уверен, что из-за женщин с ним воевать не буду. Ты говоришь все это, потому что ты сама себя не видишь, мышонок. Хочешь, расскажу, что вижу я?
— Не очень, — недовольно бурчу я, прикидывая, как мне теперь выворачиваться из его хватки. И как избавиться от настойчивого томления, уже растопившего внизу моего живота маленькую адову конфорку.
— Ты очень закрываешься, мышонок, — Эмиль сам убирает руки с моих плеч, но только для того, чтобы, скользнув под моими запястьями, обвить меня руками за талию, — вот это платье. Оно восхитительно. Ты в нем — восхитительна. Ты могла надеть что-то ультракороткое, сказав мне о своей доступности, ты могла остаться в джинсах и послать меня к черту на рога…
