— Спасибо, что напомнил, — хохочет Эрик в ответ, — о, рыцарь печального образа, гоняющийся за светлым образом безымянной девчонки, которую «ты хотел как никого в жизни»?
— Паскуда ты, Змей, — кисло роняет Эмиль. Если бы этот мерзопакостейший персонаж не был его другом несколько лет кряду, он сейчас получил бы по зубам. Но он не получил, и точно знал, что не получит, потому и зубоскалил.
Та Самая. Лисица с рыжей гривой, в блестящем платье. Вертлявая девчонка из клуба в Берлине, которой хватило дерзости и запала целый танец разделить с Эриком и Эмилем. Он совершенно не помнил её лица, и это была самая большая проблема его поисков. Ему было плевать, впрочем. Её он был согласен искать хоть до старости. Её он не променяет ни на кого. Даже на эту, чрезвычайно горячую тихую мышку.
Обижаться на друзей было тупо. Потому Эмиль и не обижался.
И все же выпады в сторону его Лисы неизменно выводили из себя. Он и так помнил слишком мало о том вечере. Даже имени её не звал, прозвав про себя Лисой только за цвет волос, который еще и не сам вспомнил.
Хотя даже если бы Лиса тогда выбрала Змея… Эмиль бы добрался до неё позже. Или все-таки сломал итальянцу что-нибудь, обеспечив ему техническое поражение.
Только она предпочла сбежать.
— И кстати, в постели твоя Та Самая может быть тем же бревном, что и Фрида, — язвительно добавляет Змей, все-таки приближаясь к критичной границе непозволительно близко.
— Не бывает женщин, что плохи в постели, — философски пожимает плечами Эмиль, — бывают неискушенные и необученные. Я люблю… учить.
Не говоря уже о том, что одно из немногого, что сохранилось в памяти Эмиля о том вечере — это чувственность той дерзкой и такой хрупкой нахальной девчонки.
Хотя, было и кое что еще, куда более годное для того, чтобы считаться «особой приметой»
— Ну-ну, — Змей скалится во всю свою наглую белозубую пасть, — ты хоть помнишь, что именно скрывается у сеньорит под юбкой? Сколько лет ты носишься за своим миражом? Да, девчонка была незабываемая, но она уже наверняка второй раз замуж вышла, третьего ребенка под сердцем носит, ни о тебе, ни обо мне и не думает. Какой смысл в том, что до остальных женщин ты снисходишь раз в месяц, и то по острой нужде? Какие уж тут умения, или ты до сих пор предполагаешь, что женщина — как велосипед, с одной научился — с другими проблем не будет?
Нет, итальянец так старательно нарывался, что игнорировать это становилось все сложнее. Раз в год и Эмиля Эрику удавалось доконать.
— Знаешь что, ты уже охренел до крайности, — раздраженно бросает Эмиль, разворачиваясь к этому наглому ублюдку, который каким-то образом затесался в его друзья, — так что я тебя, пожалуй, хочу наказать. Поимею эту твою Горячую Попку раньше, чем ты. И можешь валить в монастырь, оплакивать весь свой нахрен никому не нужный опыт.
— А как же твоя Та Самая, кроме которой ты никого не хочешь? — язвительно ухмыляется Эрик, явно уже прикидывающий, какие именно методы совращения применить к той брюнеточке.
— Она мне точно не предъявит за то, о чем не узнает, — отрезает Эмиль, — хотя, если ты не отвечаешь за свой базар, Змей, я, так и быть, тебя пожалею. Только сразу признай весь свой треп петушиным кукареканьем и ничем другим.
— Иди ты в задницу, — огрызается раздосадованный Эрик и тянет Эмилю руку, чтобы скрепить пари.
Девчонки там внизу наконец расклеиваются и расцеловываются.
Эмиль же пристально смотрю на фигурку ежащейся брюнеточки в темно-синем свитерочке, провожающей взглядом отъезжающую тачку. Ничего, мышонок, скоро отогреешься. В постели Эмиля Бруха, разумеется.
4. Настя и Эрик. Этот наглый Змей
Нет, ну какие же наглецы!
Слов никаких не хватает.
Они стоят не выше третьего этажа и во весь голос обсуждают меня, мою пятую точку, и то, как быстро они меня поделят пополам. Да еще так страстно, громко, не приглушая голосов — аж эхо раскатывается по небольшому дворику Алинки.
Так и хочется развернуться, чтобы вслух, на русском разговорном послать их к чертовой бабушке, да как-нибудь с подвыподвертом, чтоб не простая бабушка, а пятиюродная. Чтоб подальше идти пришлось!
Поспорили они на меня, ага.
Еще расписание, небось, составят, когда ко мне заходить, мозг выносить. И прибили бы его на дверь подъезда, чтобы все соседи смогли с ним ознакомиться, так же как и с их гнусными планами на мою пятую точку.
Мне приходится себе напомнить, что делают это два наглых типа хоть и вслух, но все-таки на итальянском. Его довольно сложно понять вот так, слету. Да что там, даже я, три года потратившая на изучение этого языка, понимаю его не так хорошо, как хотела бы, особенно когда мой собеседник говорит с настоящей итальянской экспрессией. Половину слов этих мудаков с балкона я не разбираю, но ключевое все-таки выхватываю.
Моя попа — класс. Меня надо срочно трахать. И они не могут договориться, кто из них это будет делать первым, поэтому готовы поспорить! Волшебно, не так ли?
Язык я учила в рамках саморазвития, чтобы не выслушивать возмущенное ворчание Дэна. Его ведь не устраивало, такого крутого блогера, известного повара и «мечты любой женщины» такая посредственная жена, без нормального хобби и стремления к этому самому саморазвитию.
Танцы за хобби не считались. Тем более — за нормальное. Да и не было их в моей жизни к тому времени, как Дэн озаботился моим саморазвитием. Не было и не светило вернуться обратно. А вот изучение языка Дэн одобрил и даже разыскал мне учителя — древнего старичка, к которому ему, видимо, не получилось приревновать. Не так далеко от дома, но все равно, полчаса на автобусе туда, полчаса обратно, и два часа занятия.
Почему я выбрала для изучения именно итальянский? Ну… Потому что. Так захотелось. Просто так! А я говорю, просто так!
Дэн находил, что испанский перспективнее, но в общем и целом, и итальянский его тоже устроил. Жена саморазвивается — уже спасибо. Что еще надо?
Интересно. Получается, по три часа три раза в неделю меня по вечерам дома не было. И если так припомнить — он иногда в такие дни менял постельное белье, ругаясь на мою нерачительность. Мог ли он уже тогда?..
Мог! Так утверждает внутренняя ревнивая гадина, которая готова видеть измену в каждом случайном лайке какой-нибудь крашеной сучке из инсты. А уж три часа вне дома, да еще и сам муж спровадил. Да что же это, как не залет?
Это же только догадка!
Но зато какая!
Спрошу на досуге. У Людочки. Она-то, поди, не соврет побежденной сопернице. Главное, чтоб не приукрасила.
Я забываю о двух наглецах с балкона. Я даже не смотрю на них, мне не интересно, как они выглядят. Оба пойдут в самом нецензурном направлении, если вздумают ко мне подойти.
Вот им будет облом-то, в их споре.
