— Ника… — прохрипел он отчаянно и я на миг вновь увидела в нем того, кто поддерживал меня все эти годы.
Поддерживал и сам же при этом… убивал.
— Не подходи! — выкрикнула истерично, не заботясь о том, что кто-то может услышать.
Больше не медля, панически цепляясь за перила, чтобы удержаться на трясущихся ногах, я сбежала вниз и так быстро, как только могла, подбежала к своей машине.
С губ сорвалось рыдание, которое заглушил рев двигателя. Я оглянулась на подъезд в последний раз — Артем растерянно стоял в дверях, не делая попытки приблизиться. Стоял, просто глядя мне вслед, словно принимал тем самым заслуженную кару.
Я стремительно сорвалась с места, хотя откуда-то возникло чувство — он не станет меня преследовать. Но уверенной в этом я быть не могла. Как выяснилось, я, вероятно, вовсе не знала того, с кем прожила не один год.
Слезы бежали по лицу — безостановочно, неконтролируемо. В голове стучало по кругу два слова: «это конец».
Это конец… конец… конец.
Что-то внутри мучительно рвалось, заставляя до боли кусать соленые губы и глотать упрямый, ненавистный ком, застрявший в горле. Странно, ведь я, казалось бы, знала уже достаточно, чтобы похоронить эти отношения навсегда. Но именно сейчас, когда впервые муж, который всегда был таким любящим, попытался мне навредить, что-то во мне сломалось окончательно. Словно была поставлена точка. Точка невозврата.
«Он меня изнасиловал…» — прозвучал в моей голове голос Лизы.
До этого момента я не допускала всерьез того, что это может быть правдой. Сейчас же… сейчас могла только думать с ужасом о том, кем был на самом деле мой муж.
Все это никак не писалось с тем, каким я его знала. За все годы, за все время, он не показывал ничего, что заставило бы заподозрить его в жестокости. Только порой… просыпался по ночам сам не свой. И иногда, очень редко… звал во сне маму.
Я знала, что она оставила его в детдоме, когда Артему было десять лет. Но я не знала причин его кошмаров — он никогда меня к ним не подпускал. Лишь обнимал в эти моменты так крепко, словно я была его спасением. В такие минуты мне казалось, что мы с ним — единое целое. Что его невысказанная, мучительная боль — и моя боль тоже. И я просто обнимала его в ответ, готовая разделить с ним все.
Неужели же я столько лет жила с монстром? Мне вспомнился теплый взгляд его темных, оттенка молочного шоколада, глаз. С губ сорвалось новое рыдание, руки нервно задрожали.
Настало время признать самую сложную вещь из всех — тот факт, что я не знала его по-настоящему. Как странно… человек, чей запах отличила бы из тысячи, чью походку узнавала с первого шага, чье тело знала до последней черты… этот, такой близкий, как казалось, человек, был от меня на самом деле бесконечно далек.
Вдруг пришло понимание — я ведь никогда не шла против его воли. Любила так, что все старалась для него делать. Отказалась от друзей, забросила карьеру, бесконечно ходила по врачам… и именно моя покорность, вероятно, берегла меня все это время от его гнева. От его истинной сущности.
Первый же мой поступок, который вызвал его недовольство — и я лишь чудом не скатилась вниз по лестнице. Нет, я, конечно, не рассчитывала, что Артем будет готов принять чужого ребенка — для этого я слишком хорошо знала его обостренное чувство собственничества. Но я никогда не подумала бы и о том, что мой муж способен на подобный поступок.
Растерянная, разбитая, уничтоженная, я поняла вдруг, что не знаю, где искать защиты и приюта. На ум приходила лишь Вася, но именно там Орлов стал бы искать меня в первую очередь. По той же причине возвращаться к матери сейчас было просто небезопасно.
Припарковавшись на обочине, я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Главное, о чем я должна заботиться отныне — это мой ребенок. И ему явно будет не на пользу моя истерика.
Дрожащими пальцами я вбила в поиск по карте одно короткое слово — «отель». Эту ночь мне лучше провести где-то, где никто меня не найдет.
А завтра я подумаю о том, что мне делать дальше.
* * *
Сны в ту ночь были прерывистыми и тревожными. Несколько раз я просыпалась от того, что нервно била ногами по постели, отбиваясь от какой-то невидимой угрозы. Ближе к утру, когда в очередной раз перевернулась со спины на живот в попытке отогнать неясные страхи, я поняла, что уже не усну. И что не найду покоя сейчас нигде — ни во сне, ни наяву.
Чужая, незнакомая постель порождала внутри чувство неуюта. Я зябко укуталась в одеяло, но за ним было не спрятаться от того холода, что расползался по душе.
Сев на постели, я оперлась локтями о колени и беспомощно уткнулась лицом в ладони. Нужно было признаться себе самой — я не справляюсь с этой ситуацией одна. Лишь гоняю по бесконечному мучительному кругу одни и те же мысли, но не нахожу выхода. Как слепец, постоянно натыкающийся на хорошо знакомые, казалось бы, стены, но не способный из них вырваться.
Нужно было с кем-то поговорить обо всем этом. О маме, конечно, не могло идти и речи. Она по умолчанию всегда занимала сторону Артема. И даже в этой ситуации наверняка нашла бы способ выставить виноватой меня.
Учитывая, что из друзей у меня осталась одна Вася, вероятно, и поговорить я могла только с ней. Больше не было смысла отмалчиваться. Я остро нуждалась в простом человеческом участии.
— Привет, — зевая, ответила подруга после второго гудка.
Я только сейчас поняла, что все это время не дышала в ожидании ответа. И теперь с облегчением перевела дух.
— Вась, мне… помощь нужна, — пробормотала я, не зная, с чего начать.
Внутри почему-то ворочался страх быть отвергнутой. Услышать вдруг, что у Васи нет на меня времени. Точно так же, как в последние годы его не было у меня. Точнее — Артем не допускал, чтобы оно находилось для вылазок с подругой тет-а-тет.
— Приезжай, — просто сказала Вася. — Я тебя чаем угощу. Вчера купила очень вкусный.
Я едва не расплакалась от облегчения и благодарности.
— Спасибо. Скоро буду.
И тут забыла, что не спросила самого главного.
— Вась! — вскрикнула, опасаясь что подруга положит трубку.
— А?
— Артем тебе вчера не звонил?
— Нет…
— Хорошо, — выдохнула я с облегчением. — Жди, я выезжаю.
Вася открыла мне дверь, облаченная в пижаму и те самые смешные тапочки с кошачьими мордочками. Это зрелище — такое знакомое, но почти забытое, отчего-то подействовало на меня успокаивающе. Как последняя ниточка стабильности, за которую я рада была ухватиться посреди своей разрушившейся до основания реальности.
— Ты сегодня нерабочая? — уточнила я, сбрасывая с себя плащ, успевший намокнуть за тот короткий промежуток времени, что бежала под дождем от машины к дому.
