Он невозмутимо завел двигатель и, переключив передачу, развернулся, готовясь выезжать в широкие кованные ворота. Я заметила, как его темная бровь выгнулась в ответ на мой вопрос.
— Это все, что вы вынесли из моей речи? — заметил он нарочито безразличным тоном.
— Это самое необычное, что я из нее вынесла, — хмыкнула невольно. — И вы, кстати, ушли от ответа на вопрос.
Он бросил в мою сторону быстрый взгляд и его губы, обычно саркастично изогнутые, сложились в некое подобие улыбки.
— Да, у вас очень милый нос с забавными веснушками, — подтвердил он насмешливо. — И уж не флиртуете ли вы со мной, Вероника?
Я с ужасом почувствовала, как мои щеки вспыхивают от смущения и, чтобы это скрыть, поспешно отвернулась к окну.
— Теперь вы не ответили на вопрос, — заметил Эмиль ровным тоном.
— Я не знаю, что на это сказать, — передернула неловко плечами. — Я миллион лет ничем подобным не занималась. Так что вам виднее, на что это было похоже.
Сердце отчего-то нервно громыхало в ожидании того, что он скажет, но Эмиль молчал. Я рискнула тайком взглянуть в его сторону — он сосредоточенно смотрел на дорогу. Но вдруг, словно уловив, что я за ним наблюдаю, встретился со мной глазами и размеренно сказал:
— Похоже, что вы стремительно возвращаете себе утраченные навыки.
Это фраза прозвучала весьма неоднозначно и я не была уверена в том, как мне следует ее воспринимать. Поэтому сочла за лучшее принять первое мудрое решение за этот день и просто промолчать.
* * *
— Срок — почти шесть недель, — отчитывался часом спустя перед Эмилем врач, к которому он привез меня на осмотр.
Уже одетая после всех манипуляций, я молча сидела возле стола. Эмиль — с задумчивым видом стоял сбоку от меня, внимательно слушая, что говорит гинеколог. Когда прозвучал срок беременности, он кивнул — словно молчаливо с чем-то соглашался. А может, реагировал так не на то, что говорил Евгений Анатольевич, а на какие-то собственные мысли, скрытые ото всех.
— Нам понадобится тест на возможное отцовство, — произнес, когда врач закончил свой отчет.
— Это возможно начиная с восьмой, но лучше все же десятой недели беременности, — ответил гинеколог. — Все достаточно просто — вам обоим нужно будет сдать кровь и спустя несколько дней уже будет известен результат.
— Хорошо, — кивнул Эмиль. — Я свяжусь с вами, когда подойдет нужный срок. Идемте, Вероника.
Я покорно поднялась с места и, распрощавшись с врачом, мы направились на выход.
Уже оказавшись в машине, я сухо заметила:
— Вообще-то, у меня есть свой гинеколог, у которой я наблюдаюсь…
— Я не мешаю вам делать это и дальше, — спокойно ответил Эмиль. — Но во всем, что касается определения отцовства, я намерен иметь дело с тем, кому доверяю. Или у вас есть какие-то претензии к Евгению Анатольевичу?
Я покачала головой, сдаваясь:
— Нет. Никаких.
— Прекрасно, — коротко кивнул Эмиль. — В таком случае… давайте подытожим, что же мы имеем.
Я сделала приглашающий жест рукой, означавший — на здоровье, можете приступать.
— Вы действительно беременны, — размеренно начал говорить Эмиль. — Впрочем, это я знал уже и так. Срок — вполне подходящий для того, чтобы допустить, что это может быть и впрямь мой ребенок. Вы, в свою очередь, серьезно опасаетесь за свою безопасность. Кстати, почему?
Мгновенно вспыхнувшая в голове после этого вопроса картина того, как Артем пытался столкнуть меня с лестницы, показалась такой живой и пугающей, что я нервно вздрогнула. Но нужно ли было говорить об этом Эмилю, поверит ли он хоть одному из моих слов без возможности это проверить? Я не знала. Необходимость что-то доказывать и прорываться через чужое недоверие казалась унизительной, но разве я могла сейчас позволить себе быть гордой?..
— Артем пытался мне навредить, — призналась, переступая через себя.
— Как?
— Он толкнул меня и я едва не упала с лестницы, лишь чудом зацепилась каблуком о сломанную ступеньку.
Я повернула голову в сторону Эмиля и с горечью заметила:
— По-моему, это лучшее доказательство того, что этот ребенок не может быть от него. И он это прекрасно знал.
— Но вы лечились от бесплодия.
— Это была одна из его манипуляций. Очень удобно было держать при себе жену, подавленную чувством вины от своей… неполноценности.
— Ясно, — произнес Эмиль отсутствующим тоном, словно мысли его были не здесь. Мне показалось, будто он в этот момент что-то взвешивал в своей голове, и я не смела ему мешать. Наконец он сказал:
— Итак, вам сейчас нужно укрытие и средства к существованию, так?
— Да, — кивнула я, не понимая, к чему он ведет.
— Что ж, значит остался только один вопрос, Вероника. Сколь далеко распростираются ваши доброта и сочувствие?
— К чему вы это?
— Моему отцу нужна сиделка, как вы сами заметили, а вам — работа и место, где муж вас не найдет.
Я потрясенно посмотрела на него:
— Но у меня ведь нет необходимого опыта… Я — пианистка, весьма далекая от каких-либо познаний в области медицины…
— От вас ничего особенного и не требуется, — спокойно заметил Эмиль. — Нужно лишь следить, чтобы он принимал вовремя свои лекарства и никуда не ушел один. Ну и искать его вечно теряющиеся запонки, — добавил он с кривой улыбкой.
— Они имеют для него какое-то особое значение?
Лицо Эмиля переменилось. Привычная жесткость спала, оставив лишь мрачную тень.
— Это подарок моей матери, — ответил он с явной неохотой. — Об этом он удивительным образом помнит.
Мне было неловко продолжать эту тему — я и так зашла слишком далеко, сунув нос туда, куда не следовало. Но если он хотел, чтобы я сидела с его отцом, то, наверно, какие-то вещи мне все же нужно было знать.
— А кто такая Лена? — рискнула спросить я, в любой момент ожидая, что меня поставят на место.
— Моя сестра, — последовал лаконичный ответ.
— Она… уехала?
— Она умерла.
— Простите…
Я опустила глаза, ощущая, что теперь по-настоящему ступила на слишком личную территорию. Туда, куда мне хода не было.
Но Эмиль неожиданно продолжил:
— Она тоже играла на рояле.
Всего одна фраза — но она стоила тысячи иных. Впервые этот человек что-то приоткрыл мне добровольно. И от осознания этого неожиданно перехватило дыхание.
Боясь спугнуть этот краткий миг откровенности, я спокойно ответила:
— Теперь мне понятно, почему он принял меня… за нее.
