Ответил стажер секретаря и извиняющимся тоном объяснил, что секретарь рано ушла, а сам он не знает, как получить информацию по этому вопросу. Секретарь появится завтра... нет, подождите, послезавтра, и с радостью ответит на его вопрос.
* * *
Тоби отвел Оуэна на несколько миль в глубь леса, и его друг присоединился к самому громкому в жизни Тоби воплю разочарования.
После этого он почувствовал себя лучше.
Секретарь извинилась — она действительно положила в конверт Тоби неправильное письмо, а его ушло создателю «Мамочки и шибздиков».
В письме Тоби тоже был отказ, но без предложения присылать свои будущие проекты.
1982 год
«Тоби и Оуэна», угарный стрип про двух пришельцев, застрявших на Земле, постигла та же участь.
1983 год
— Ты ведь в меня веришь?
Да.
1984 год
Когда Тоби открыл ящик, внутри оказался конверт с обратным адресом и маркой.
И чек.
Небольшой журнал «Блендер» приобрел один его стрип за пять баксов.
Он едва не танцевал по пути к пристанищу Оуэна.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
1985 год, 40 лет
Женщина в зеленом, назвавшаяся Сарой Хабли, говорила, уставившись на линолеум и беспокойно ерзая на стуле.
— Прошло уже четыре года, а я ни с того ни с сего плачу в самое неподходящее время. Мне кажется, я уже должна была справиться с этим. Не с тем, что я скучаю по нему, а с тем, что я вот так его оплакиваю. Наверное, я могла бы с этим смириться, но иногда могу вспомнить его только таким, каким он был в самом конце, а не как раньше. Я могу смотреть на наши свадебные фотографии и все равно вспоминать только последние несколько месяцев.
Теперь она не плакала, хоть и мяла в руках бумажный платок.
— Том мог шутить на эту тему. «У меня рак желудка? Блин, наверное, не стоило есть столько раков». Если бы он знал, что я все еще плачу и думаю об этом, он бы расстроился. Наверное, это все, что я должна была сказать. Я рада, что я здесь.
Люди, сидящие в круге, сочувствующе закивали. Ведущий собрания, мужчина средних лет, посмотрел на Тоби и доброжелательно улыбнулся.
— Ваша очередь.
— Нет, я, пожалуй, воздержусь.
— Ну хотя бы представьтесь.
— Тоби.
— И сколько времени вы были женаты, Тоби?
— Я не был. Я... я ошибся комнатой. Я пришел на собрание художников.
— Оно в триста первом.
— Ага, думаю, на моем флаере неправильный номер. Я просто решил, что было бы, ну знаете, жестоко выйти, когда люди рассказывают истории про рак. Извините. Пожалуйста, пропустите меня.
Ведущий странно на него посмотрел.
— Хм, вы не обязаны оставаться.
— Да всё в порядке.
Единственное, что могло заставить его чувствовать еще большую неловкость, — это необходимость встать и смущенно прокрасться к двери перед всеми этими людьми. На самом деле он понял, что попал в неверную комнату, еще до того, как группа начала общение, но, замерев, следил за Сарой, которая, казалось, молча пыталась убедить себя не бросаться к выходу.
Когда его вызвали, Тоби на мгновение подумал сочинить историю о том, как его жена умерла от рака, просто чтобы не сознаваться, что он ошибся комнатой. Но если бы он раскрылся, они бы подумали, что он какой-нибудь шизик, который получает извращенное удовольствие, посещая собрания людей, чьи супруги скончались от рака, и притворяясь, что он один из них.
Ведущий милосердно перешел к другому человеку. Тоби просидел остаток собрания, стараясь не вертеться и ни на кого не пялиться.
Он подумал, что, возможно, влюбился в нее.
С ней Тоби, естественно, этой информацией не делился. Подойти и сказать: «Думаю, я в тебя влюбился» — было самым верным способом уничтожить возможный роман. Даже сама мысль об этом казалась ему отвратительной.
И все же никто и никогда не очаровывал его вот так. Происходило ли это из-за ее грусти? Тоби так не думал. Он мог войти в любой бар и увидеть множество грустных женщин.
Тоби сидел остаток собрания, стараясь с вниманием слушать других участников.
Истории были еще более удручающими, чем он ожидал, учитывая тему обсуждения, и не один раз ему приходилось вытирать неловкую слезу.
— Хорошо, увидимся на следующей неделе, — сказал ведущий. — Всем спасибо, что пришли.
Все встали. Тоби должен был подойти и заговорить с ней. Он был просто обязан. Без сомнения, это было из разряда «Сделай, или будешь жалеть об этом всю жизнь». Когда она повесила на плечо сумочку, он подошел к ней через всю комнату и слабо улыбнулся.
— Привет, — произнес он.
Сара настороженно на него взглянула.
— Привет.
— Я просто хотел сказать, что мне жаль. Ну, по поводу вашего мужа.
— О, спасибо. Я вам признательна.
— Я не пытаюсь приударить за вами, — пояснил он. — Это было бы самое неподходящее место для подобного.
— За это я вам тоже признательна. — Она улыбнулась, совсем чуть-чуть. — Хотя похороны были бы еще менее удачным местом.
— Да уж.
Скажи что-нибудь получше, чем «Да уж», идиот! Будь остроумным!
Очаровательным! Умным!
Тоби больше ничего не добавил.
— Так вы художник?
— Ага. Извините, что оказался таким болваном и сорвал ваше собрание. Я большущий болван, но обычно не до такой степени.
Хватит говорить о том, что ты болван!
— Всё в порядке.
— Ну хорошо.
— Мне нужно идти. Успехов вам в творчестве.
— Спасибо.
Оправдания продолжить беседу не было, поэтому Тоби позволил ей уйти.
* * *
— Философский вопрос, — сказал Тоби, откидываясь в кресле-мешке, которое он притащил в хижину Оуэна. Тот порезал кресло внизу, но его все еще можно было использовать. — Как думаешь, какой самый худший способ умереть? От рака или от зубов такого, как ты?
Он разломал пополам колбаску «Слим Джим» и бросил один кусок Оуэну, который тут же поймал его ртом.
— Я выбираю рак. Любой вид рака. Без обид. Уверен, твои зубы причиняют ужасную боль, но, наверное, с медленной мучительной смертью их не сравнишь.
Оуэн, судя по всему, не обиделся.
— Я даже представить себе не могу, через что она прошла. В смысле, я, конечно, не видел фотографий этого парня, не встречал его, я даже не знаю, какого цвета у него волосы, но это просто невообразимый способ умереть. Как справиться с тем, что любимый человек умирает таким образом? С тобой же — хрясь-хрясь, и готово.
