Тоби это устраивало. Ему не нужно было защищать жену и сына в доме. Он собирался избавиться от угрозы, не дожидаясь этого.
Оуэн был его лучшим другом. Большую часть жизни он был его единственным другом. И именно в этом, господа присяжные заседатели, и была одна большая сраная проблема. Лучшие друзья с рычащим и жрущим человеческое мясо монстром? Он, должно быть, был полным психом.
Оуэн не придет в его дом посреди ночи. Оуэн не заглянет в колыбель Гэррета. Оуэн не протянет к нему свой коготь: ни чтобы нежно погладить малыша, ни чтобы перерезать ему горло. Оуэн не сделает с Гэрретом того, что он сделал с теми двумя другими людьми.
Или того, что сделал ты.
Нет, тайна Тоби была давно погребена, и снова этого произойти не могло. Оуэн же был монстром. Если Гэррет пострадает из-за того, что его отец позволил где-то таиться этой голодной твари, Тоби стоит покончить с собой.
Вдоль запястий, а не поперек.
Это нужно было сделать сегодня, пока Сара еще в больнице. Завтра она принесет малыша домой.
Когда Тоби приблизился к хижине, Оуэн вышел. Тоби остановился в двадцати футах от него и посветил фонариком в лицо монстра.
Оуэн покачал сложенными руками перед собой: малыш?
— Да. Сара родила.
Фотография?
— Нет. У меня их целая куча, но я их еще не проявлял. Может быть, завтра.
Он поднял ружье и нацелил его на Оуэна, готовясь нажать на спусковой крючок, как только монстр нападет. Оуэн не напал и даже не взвыл — он просто с грустью посмотрел на Тоби.
— Мне жаль, — произнес Тоби. — Правда жаль. Ты всегда был со мной рядом, но теперь у меня есть сын. Ты не знаешь, что это такое, а я тебе не смогу это правильно объяснить — это чувство, когда готов скорее умереть, чем позволить, чтобы с ним что-нибудь случилось. Я не могу этого допустить. Мне жаль.
— Тоби.
— Я не могу оставить тебя в живых, Оуэн. Я не могу рисковать моим малышом.
Оуэн показал знаками: нет.
— Ты можешь причинить ему вред.
Не причиню вреда малышу.
— Ты убил Мелиссу. Она была для меня всем, а ты убил ее. Я не позволю тебе забрать у меня Гэррета. Мне жаль, что все должно произойти так, но это должно произойти, и я ненавижу себя за это...
«Пристрели его! — мысленно закричал Тоби. — Хватит болтать и пристрели его, черт бы тебя побрал!»
Оуэн показал знаками: мороженое.
— Что?
Мороженое.
— Ты просишь о последней трапезе?
Да.
На мгновение Тоби захотел согласиться.
Пойти домой и сделать Оуэну самый большой, каких не бывало, залитый и пропитанный шоколадом банановый сплит. Он заслужил последний миг счастья, прежде чем Тоби его казнит.
Но затем он скептически покачал головой.
— Ты же знаешь, что я не могу этого сделать. Пожалуйста, не усложняй все.
Боже, что за глупости он нес. Как будто сам стоял под прицелом.
Больше нечего было говорить. Ему нужно было лишь нажать на спусковой крючок и начать нормальную жизнь.
Его палец не шевельнулся.
«Напади на меня, — подумал Тоби. — Бросайся на меня со своими когтями. Вынуди меня. Не оставь мне выбора».
Оуэн просто смотрел на него.
Хотя бы напугайся! Запаникуй! Озверей, чтобы мне пришлось пустить пулю!
Ничего. Никакой пощады.
— Мы навсегда останемся друзьями, — произнес Тоби.
Еще одна глупость. Они не останутся друзьями, когда Оуэн упадет замертво на землю, потому что Тоби прострелит его гребаную башку, правда ведь?
Оуэн показал знаками: пожалуйста.
— Нет.
Не причиню вреда малышу.
— Я не могу подвергать Гэррета опасности.
Не причиню вреда малышу.
— Ты убил Мелиссу.
Не причиню вреда малышу.
Тоби опустил ружье.
— Боже, у нас все еще бывают ужасные моменты, да? — спросил он. — Мы знаем друг друга почти всю нашу жизнь, а я все еще тычу в тебя ружьем.
Он не мог убить своего лучшего друга. Кто утешил его, когда он был помят, окровавлен и унижен, после того как Лэрри его избил? Кому он доверял все свои секреты? Тоби любил Сару, очень сильно ее любил, но разве он был с ней связан так, как с Оуэном?
Оуэн его понимал.
Оуэн знал, что он сделал. Если бы Сара узнала, что он заколол насмерть двух ребят, осталась бы она с ним? Даже объясни он ей, что они были мерзкими и подлыми задирами, которые превратили его жизнь в ад? Осталась бы она с ним, опиши он тот миг слепой ярости, изобрази звук лезвия, проникающего в грудь Лэрри?
Да ни за что!
А Оуэн остался.
Он, должно быть, сошел с ума, если собрался покончить с такой дружбой.
Совсем рехнулся, если решил лишиться близкого друга. Абсолютно слетел с катушек, если захотел убить единственного друга, с которым делил свое жуткое прошлое.
Ему не приходилось врать Оуэну по поводу проституток, как Саре. «Секс за деньги? Господи, нет, конечно. Ты разве видела у меня на члене зеленые пятна?»
Если действительно копнуть поглубже, в самую суть вопроса, Саре ему приходилось врать по поводу лучшего друга. Он не мог рассказать ей об Оуэне! Даже опуская пропитанные кровью подробности. Что бы она ответила? «Ой, Тоби, как это мило, что твой друг весь покрыт шерстью и у него огромные острые зубы. Почему бы нам не пригласить его на завтрак?»
Она бы никогда не поняла.
У него были секреты, которыми он не мог с ней поделиться. А что, если бы он убил Оуэна, а Сара узнала бы об убийствах? Или даже об этой дружбе? Он бы снова остался один.
На этот раз навсегда один. Кому к черту он еще был нужен?
Причинить вред Оуэну, его старому другу?
Безумие.
Тоби плакал, извинялся, молил о прощении. Он обнимал зверя, обещая, что такого больше никогда не случится, твердил,что от эмоционального потрясения у него все перемешалось в голове, но он никогда не навредит Оуэну, никогда в жизни, и, что бы ни произошло, поклялся Тоби, они двое останутся друзьями.
Не причиню вреда малышу.
— Я знаю, что не навредишь. Боже, мне так жаль.
Мороженое.
Тоби хихикнул и вытер глаза.
— Конечно, Оуэн, я принесу тебе мороженое.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Мельком
1988 год
— Ну же, Гэррет! За что ты так со мной?
